— Мэри не пыталась раскрутиться, потому что для этого пришлось бы слишком много работать, — ответила Эванель с улыбкой. — У нее просто не было никакой мотивации. Она любила, когда все давалось ей само собой.

— Значит, она никогда не считала, что должна что-то кому-то доказывать? — спросила Клер.

И подумала: «Не то что я».

Глаза Эванель, увеличенные линзами очков, дважды моргнули, как будто она вдруг что-то внезапно вспомнила.

— Я бы так не сказала. У нее тоже случались моменты неуверенности в себе, особенно после того, как от нее ушел муж.

— Но ее никогда не волновало, что о ней думают окружающие, — возразила Клер. — Она была уверена в своих силах, так?

Эванель покачала головой:

— Она слишком много переживала о том, что о ней думают окружающие. Потому в конце концов и превратилась в такую домоседку.

Клер ходила вокруг да около того, что ей на самом деле хотелось спросить: дар Мэри был реальным? Не мороком, который она наводила на местных жителей, чтобы заставить их считать, будто она способна влиять на их чувства при помощи цветов из ее сада? Не чем-то таким, что она намеренно предпочитала держать в тени, чтобы ее секрет мог оставаться секретом?

Но Клер так и не задала этот вопрос. Он прозвучал бы глупо и мог бы даже обидеть Эванель или Бэй, которые принадлежали к числу самых одаренных людей, которых она знала. Разумеется, таланты Уэверли были реальны. Во всяком случае, таланты этих двоих.

Эванель посмотрела на Бэй, чей силуэт темнел на фоне окна.

— Бэй, как поживает твоя мама? Я все никак не соберусь записаться к ней на перманент.

Эванель кокетливо взбила свои седые кудряшки.

Бэй с улыбкой обернулась к пожилой даме:

— У нее все в порядке.

— В субботу вечером Бэй ходила на свою первую хеллоуинскую дискотеку, — сказала Клер. — Нарядившись бабушкой Мэри. Она надела одно из старых бабушкиных платьев с пикника фей. Мы нашли старые фотографии. Бэй, не сбегаешь за ними?

Бэй молча вышла из комнаты и двинулась по лестнице на второй этаж.

— Что с ней такое? — своим громким шепотом, который на самом деле совсем не походил на шепот, поинтересовалась Эванель, наклонившись к Клер.

Та обернулась, чтобы убедиться, что Бэй уже поднялась, и только потом ответила:

— Она влюблена, а ее мама этим недовольна.

— Но почему?

— Потому что это Джош Мэттисон.

— Ого! — воскликнула Эванель. — Он красавчик, да. Но для нее это очень некстати. Мэттисоны с Уэверли никогда не были хорошей комбинацией.

— Знаю, — печальным тоном отозвалась Клер.

Тут спустилась Бэй с коробкой из-под обуви. Коробку она отдала Клер, а сама вернулась к окну.

— А я их помню, — заявила Эванель, когда они с Клер принялись просматривать содержимое коробки. — Ваша бабушка была такая хорошенькая. Все эти мужчины были без ума от нее. Это квартиранты. У нее был лист ожидания длиной в милю.

При виде одной фотографии Эванель заколебалась. Вытащила ее и поднесла к глазам.

— О, Карл. Не думала, что когда-нибудь еще его увижу.

— Кто он такой?

Эванель прищелкнула вставными зубами:

— Он твой дед. А ты разве не знала? Мэри выставила его, когда была беременна вашей мамой, изменщика несчастного. После этого она уже никогда больше не была прежней. Он ее изменил.

— Изменил ее? Как?

Клер взяла снимок из рук Эванель и взглянула на него. Карл стоял у калитки, ведущей в сад. У его ног лежали яблоки, как будто яблоня забрасывала его ими. На лице его играла улыбка, руки он прятал в карманах полосатого костюма. Вид у него был щегольский и слегка самодовольный. Сколько раз за эти годы Клер видела эту фотографию, вечно натыкаясь на коробку в поисках чего-то другого, она и сказать не могла.

— Таким, как мы с тобой, этого никогда не понять, — отозвалась Эванель. — Мы с первого взгляда влюбились в своих суженых. А женщины с разбитыми сердцами, они изменяются.

Эванель сделала несколько глубоких вдохов из шланга, который висел у нее под носом. Лицо ее приняло слегка встревоженное выражение, как в последнее время бывало с ней всегда, когда она полагала, что уже слишком долго находится вне дома и у нее может закончиться запас кислорода.

— Мне пора домой. Фред? — дребезжащим голосом позвала она.

Тот в несколько шагов очутился в гостиной, как будто поджидал где-то поблизости.

— Я здесь.

— Ну как, этот парнишка научил тебя чему-нибудь дельному? — поинтересовалась Эванель, поднимаясь с дивана.

Фред забрал у нее сумку с кислородным аппаратом.

— Эванель, я на сорок лет его старше.

— Я просто хочу сказать, что тебе нужна практика.

Клер отложила фотографии и лопатку в сторону, и они с Фредом повели пожилую даму к выходу. Воздух, когда они вышли на крыльцо, был терпким и прохладным, как лаймовое мороженое. Все трое остановились, точно кто-то хорошенько их тряханул, чтобы взбодрить.

— Холодает, — заметила Эванель, кутаясь в свое мохнатое черное пальто. — Скоро ударят первые заморозки.

— В субботу, если верить альманаху, — сказала Клер. — На Хеллоуин. Я каждый день хожу взглянуть на яблоню. Думаю, она уже практически готова.

— Будешь устраивать вечеринку? — спросила Эванель.

— Конечно.

— Жду не дождусь. Знаешь, мне в этом году как-то немного не по себе. — Эванель поежилась. — Даже и не знаю почему. У тебя не было нежданных гостей?

— Нет. А что?

— Осенние ветры приносят с собой незнакомцев. Мой папа всегда так говорил. Он был не из Уэверли. Он был из Нугетов. Нугеты знают толк в погоде, — сказала Эванель, пока Клер с Фредом помогали ей спуститься с крыльца и сесть в «бьюик» Фреда, припаркованный на обочине.

— Она меня беспокоит, — признался Фред, едва они усадили ее в машину и закрыли дверцу.

— Я вижу, — сказала Клер, обхватывая плечи руками, чтобы не замерзнуть. — Она потихоньку сдает. Но для восьмидесяти девяти лет все равно держится молодцом.

— Не представляю, как я буду без нее, — произнес Фред задумчиво. — У меня такое чувство, что я уже по ней скучаю.

Клер помахала им на прощание и, дождавшись, пока машина окончательно не исчезнет из вида, вернулась в дом. Бэй, которая все это время так и простояла у окна, двинулась следом за ней на кухню.

— Это все из-за парня, — объявил Бастер, когда они вошли.

Клер посмотрела на Бэй, которая только что вымыла руки и теперь надевала одноразовые полиэтиленовые перчатки, чтобы раскладывать застывшие леденцы по банкам.