Состояние его не стало лучше от провала новой пьесы «Черное и белое», премьера которой состоялась в театре «Адельфи» в конце марта. Идея любовной истории в трех актах принадлежала Чарльзу Фештеру. Действие происходило в 1830 году на Тринидаде, и история вращалась вокруг судьбы молодого человека «смешанной расы», добивающегося руки белой женщины; сперва его покупали и продавали как раба, затем он снова получал свободу. Заканчивалось все для влюбленных счастливой развязкой.

«Мисс М. Я снова живу. Ты свободен! (Берет Лейрака за руку.)

Лейрак. Нет! (Целует ее руку.) Я твой раб!»

Предзнаменования не были благоприятными. В период репетиций заболел Фештер, сам Коллинз простудился из-за сквозняков на сцене. Однако премьера прошла достаточно успешно, и Коллинз вышел к публике на аплодисменты. Пьеса не блистала особыми достоинствами, но продержалась в «Адельфи» шестьдесят вечеров, хотя зачастую шла при полупустом зале, провинциальные гастроли оказались не более удачными. В одной из рецензий упоминали «торопливость до одышки, с которой самые напряженные события сменяли друг друга», но это типично для стиля Коллинза. Сам он винил в провале переизбыток постановок «Хижины дяди Тома» Г. Бичер-Стоу, истории совсем не похожи, но общая тема рабства была для публики несколько чрезмерной.

И все же Коллинз был не из тех писателей, которые позволяли себе стать жертвой разочарования, вскоре он уже «взял курс» на новый роман. Во времена, когда брак или возможность брака занимали почти все умы, он решил углубиться в изучение нюансов брачного законодательства. Он был возмущен тем, что женщины лишены права контролировать свое имущество после вступления в брак; по словам Блэкстоуна, «сам факт существования женщины перед лицом закона остается сомнительным». Итак, он начал «Мужа и жену». Одной из героинь романа говорят: «Ваш случай самый обычный. При современном законодательстве я ничего не могу для вас сделать… вы замужем. Закон не позволяет замужней женщине хоть что-то называть своей собственностью… Ваш муж, если пожелает, вправе продать мебель. Мне вас жаль, но я не могу помешать ему». По сути дела, жена сама была своего рода собственностью мужа. В то время как Коллинз писал этот роман, в парламенте обсуждали вопрос, который лег в основу первого Акта об имуществе замужних женщин от 1870 года, который гарантировал пострадавшей женщине лишь ограниченное возмещение ущерба. В 1868 году во Fraser Magazine появилась статья, озаглавленная «Преступники, идиоты, женщины и меньшинства: обоснованна ли классификация?».

Коллинз обратился среди прочего к шотландскому законодательству о браке. Оно включало понятие «нерегулярного брака», когда мужчину и женщину объявляли мужем и женой без официальной церемонии или предварительного объявления. Например, если они провели ночь в отеле или на постоялом дворе, считалось, что они обязаны признать это основанием для факта брака. Письмо о намерении вступить в брак от одного из потенциальных супругов давало все основания другому заявить о совершении легального бракосочетания. Коллинз приводил современные суждения: «Согласие формирует брак. Никакая форма церемонии, гражданской или религиозной, никакое предварительное объявление или публикация новости о браке после, никакое совместное проживание под одной крышей, никакое письмо, никакое свидетельство не являются сами по себе достаточным основанием, самое важное — согласие двух людей вступить в брак». Это и было центральной осью, вокруг которой вращался его новый роман.

Он проводил исследования и в других областях, расспрашивал одного из друзей о спорте, намеревался осудить культ физической маскулинности, который захватил, в частности, университетскую мужскую среду того времени. Он выяснял, как долго тренируются юноши для участия в лодочных гонках или спортивных забегах. Обращаются ли они за помощью к профессиональным инструкторам «низкого происхождения», способствуя тем самым «деградации общественных отношений»? Какой спортивный сленг могут они использовать на загородном приеме, оказавшись в компании леди и джентльменов? Ему не нравился культ так называемого мускулистого христианства с его страстью к спорту и бесконечным безразличием ко всему остальному. Короче говоря, он нападал на устоявшийся английский образ жизни, как сам он формулировал, «на полном скаку атакуя распространенные чувства и настроения». Сначала онсобирался сочинить пьесу на эту тему и даже написал первый акт, но потом передумал; поскольку речь шла о весьма деликатных материях, он решил, что будет увереннее ощущать себя на почве романа, а не пьесы. Кроме того, он сомневался в том, какова была бы реакция театральной публики.

Ребенок, рожденный вне официального брака, сам по себе создавал проблемы. Первенцем Марты Радд и Уилки Коллинза стала Мэриан Доусон, которой помог появиться на свет 4 июля 1869 года на Болсовер-стрит Фрэнк Берд; рождение не было зарегистрировано. Для придания видимости приличий Коллинз превратился в Уильяма Доусона, адвоката. С этого момента он платил ежемесячно примерно по двадцать фунтов «миссис Доусон» и впервые в жизни написал завещание. Он обрел все атрибуты семейной жизни, кроме официального статуса. Это отражало двойственное положение Коллинза в мире: традиционное и нетрадиционное одновременно.

Он целиком сосредоточился на новой истории, исключив из своей жизни все постороннее, посетителям и корреспондентам отвечали, что его «нет в городе». Рождение ребенка нарушило ритм сочинительства и сбора материалов, и, вероятно, лишь с осени 1869 года он сбежал к Леманнам в особняк Вудландс в районе Хайгейт. Они старались передвигаться мимо его комнаты на цыпочках, чтобы не мешать работе. Один из детей, Рудольф Леманн, позднее вспоминал Коллинза как «аккуратного, с симпатичной полнотой… совсем не того рода, каким рисуется человек, живущий воображением, творец графа Фоско и изобретатель ужасов “Армадейла” и захватывающей тайны “Лунного камня”».

Он был приятным и легким собеседником. Рассказывал детям Леманнов истории про знаменитого чемпиона по боксу Тома Сойера, с которым Коллинз не раз встречался. На самом деле боксерские метафоры в его письмах позволяют предположить определенный интерес к этому виду спорта. «У него не было выпирающих мускулов, — рассказывал он детям, — невозможно было заметить бицепсы, но когда я упомянул об этом, он привлек мое внимание к трицепсам и мускулам под плечами, тогда я понял, как все устроено». Еще Уилки помогал детям Леманнов с домашними заданиями.

Дети отмечали, что в доме в Хайгейте Коллинз был «очень усердным и целеустремленным тружеником» — описание, сочетающееся с его собственным замечанием «я измотан почти до смерти». Чтобы восстановить силы, он поехал в Антверпен с Фрэнком Бердом, путешествие необходимо было ему как средство восстановить жизненные силы. Перед отъездом он сообщил Леманнам, что посвятил им роман «Муж и жена», и заметил: «Я совершенно выдохся». «Я так слаб, что едва могу сделать краткую запись». В начале 1870 года «глазная подагра» вернулась, и он едва не ослеп, так что вынужден был сидеть беспомощным в затемненной комнате. Письма того периода продиктованы им Кэрри Грейвз. Впрочем, к концу февраля он поправился.

В день окончания романа, 9 июня, он упал без сил и заснул. Его разбудили, чтобы сообщить: умер Чарлз Диккенс. Он был «потрясен и переполнен горем» от этой новости, однако не мог не чувствовать заранее, что старый друг движется навстречу неминуемой кончине. На самом деле в последнее время они не часто виделись. Возможно, Коллинза задело то, что Диккенс открыто демонстрировал антипатию к его брату: Диккенс считал зятя обузой и хроническим инвалидом. Его собственная энергичная и жизнелюбивая натура никак не могла быть расположена к тому, кто непрестанно хворает. Фештер подмечал за ужином его взгляды на Чарльза Коллинза, которые можно было понять так: «Удивительно, как ты смог здесь сегодня оказаться, но уж завтра ты будешь сидеть в своей комнате и никогда больше оттуда не выйдешь».