Стивенсу ежедневно приходилось сталкиваться с патологическими парадоксами. Казалось бы, цель профессии врача – продление человеческой жизни, но вместе с тем подспудно всегда присутствует надежда, что число больных не иссякнет. Врачебная ошибка приводит к суду по обвинению в недостатке профессионального мастерства, но стоит попасться на незаконной добыче трупов, и тот же суд покарает тебя за попытку это мастерство приобрести. В Прокторе студенты платили за патологоанатомические образцы из своего кармана. Первый же курс анатомии включал в себя два полных вскрытия – но где было Стивенсу набрать на это деньги? Дома, в штате Мэн, мать избаловала его своей стряпней. Здесь после платы за обучение, учебники, посещение лекций и комнату ему оставляла гроши на хлеб да воду.

Когда Карпентер пригласил Стивенса в дело, он не колебался ни минуты. Тогда, во время доставки первого трупа, много месяцев назад, внешность осквернителя могил его напугала. Великан-ирландец могучего сложения, неотесанный грубиян, от которого вечно пахло сырой землей. У Карпентера с женой было шестеро детей; болтали, что двоих из них, скончавшихся от желтой лихорадки, он продал в анатомический театр медицинского колледжа. Может, это сплетни, но Стивенс все равно не решился бы его расспрашивать. С другой стороны, подпольная торговля трупами к сантиментам не располагает.

Бывали случаи, что, разрыв могилу, похититель узнавал в преставившемся пропавшего родственника или близкого друга.

Свою шайку Карпентер собирал по салунам, сплошь пьянь да рвань, как на подбор. Днем они дрыхли, к вечеру набирались как следует, а потом отправлялись на дело. «Время работы неудобное, но определенным личностям подходит». Личностям с преступными наклонностями, закоренелым, не подлежащим исправлению ни под каким видом. Работа была мерзопакостной. Самой невинной частью ее были набеги на кладбища по горячим следам, тогда конкуренцию им составляли только падальщики-трупоеды. Стоило чуть припоздниться, покойника мог умыкнуть кто-то другой. Чтобы сорвать «поставки» конкурентов, Карпентер закладывал их полиции, которая врывалась в прозекторские. Если две соперничающие шайки сталкивались на одном погосте для нищих, поножовщина разгоралась прямо среди могильных плит.

– Вломили мы им.

Такими словами Карпентер заканчивал каждую историю о своих подвигах, обнажая в ухмылке почерневшие зубы.

В зените карьеры он сумел довести все трюки и уловки своего ремесла до высот дьявольского искусства. Он привозил гробовщику тачку камней, которые ложились в гроб вместо покойного, а тело в той же тачке забирал с собой. Специально нанятый актер обучил своих племянников и племянниц рыдать по заказу, это были профессиональные плакальщики. С ними можно было обходить морги и требовать официальной выдачи тел пропавших без вести родственников, хотя, когда предоставлялась возможность попросту стащить у коронера мертвеца, Карпентер не брезговал и этим.

Не раз он продавал труп в анатомический театр медицинского колледжа, потом заявлял о покойнике в полицию, отправлял одетую в черное жену добиваться выдачи тела якобы скончавшегося сына и в конце концов перепродавал покойника другому колледжу. Поскольку округ в результате экономил на погребальных выплатах, власти смотрели на исчезновение мертвецов сквозь пальцы.

Постепенно торговля мертвыми приобрела такой размах, что родственники усопших стали выставлять дозоры на могилах, боясь, что иначе близких утащат под покровом ночи. Стоило ребенку пропасть, как он тут же превращался в жертву сатанинского заговора: его наверняка поймали, умертвили и продали прозекторам. Газеты запестрели гневными передовицами, и закону пришлось сказать свое слово.

В новых условиях большинство конкурентов Карпентера расширили географию своей деятельности и теперь, чтобы грабить могилы, совершали набеги на самые отдаленные кладбища. Карпентер специализировался исключительно на черномазых.

Эти черномазые вокруг могил родных дозором не ходили. Они не барабанили в дверь шерифа, не осаждали редакции газет. Ни один шериф не обращал на них внимания, ни один газетчик не стал бы с ними разговаривать. Тела их усопших исчезали в мешках и вновь появлялись в холодных покойницких при медицинских колледжах, чтобы раскрыть медикам свои тайны. Каждого из них Стивенс воспринимал как чудо, обнажающее перед ними хитросплетения Божьего промысла.

Карпентер произносил слово «черномазый», словно урчащий шелудивый пес, обгладывающий кость: чер-р-рномазый, ниггер-р-р!

Стивенс таких слов никогда не произносил. Он осуждал расовые предрассудки. Если разобраться как следует, у неграмотного ирландца Карпентера, которому общество не оставило другого занятия, кроме осквернения могил, было куда больше общего с негром, чем с белым доктором. Разумеется, он никогда бы не решился заявить об этом вслух. Иногда, глядя, куда идет современный мир, он начинал сомневаться, не слишком ли его взгляды радикальны. Соученики говорили чудовищные вещи о цветных жителях Бостона: об их запахе, умственной неполноценности, животных инстинктах. И, тем не менее, подходя со скальпелями к трупу негра, эти студенты делали для прогресса цветного населения куда больше, чем самые велеречивые аболиционисты. Смерть превращала негра в человека. Только посмертно он оказывался равным белому.

На окраине Конкорда они остановились у невысоких деревянных ворот и стали ждать сигнала сторожа. Вот он помахал фонарем туда-сюда, и повозка Карпентера въехала на кладбище. Кобб заплатил сторожу, как было условлено, и тот провел их к сегодняшней богатой поживе: две могилы взрослых, две подростковые и три младенческие. От дождя земля стала помягче. Работы на три часа. Когда могилы снова засыплют, никому и в голову не придет, что в них кто-то порылся.

– Ваш скальпель, доктор, – произнес Карпентер, протягивая Стивенсу лопату.

Поутру он снова превратится в студента-медика, а нынче ему предстояло попрать смерть. «Осквернить могилу», возможно, было ближе к истине. «Попрать смерть» звучало напыщенно, но тоже верно. Благодаря ему люди после смерти получали возможность послужить благому делу, чего при жизни были лишены.

Изучение мертвых, не раз думал Стивенс, способно повлечь за собой изучение живых, которые, в отличие от трупов, смогут свидетельствовать за себя.

Он потер руки, разгоняя кровь, и вонзил лопату в землю.

Сего месяца 16-го дня из усадьбы нижеподписавшегося Ригдона Бэнкса в окрестностях Хендерсона бежала самочинно или же при содействии третьих лиц молодая негритянка по имени МАРТА, являющаяся собственностью заявителя. Означенная негритянка цвет кожи имеет темно-коричневый, телосложения субтильного, на язык весьма бойкая. Лет ей от роду 21. Была в шляпе черного шелка с перьями. При себе имела два стеганых покрывала из набивного ситца. Будет наверняка выдавать себя за свободную гражданку США.

Свечей больше не было. Кора проснулась потому, что ее укусила крыса. Придя в себя, она ползала по земляному полу платформы и пыталась нашарить крысу, но не нашла. Кажется, дом Сэма превратился в пепелище сутки назад, но точнее она сказать не могла. Если бы время можно было взвесить, как на плантации Рэндаллов взвешивали хлопок, то одну чашу весов тянули бы вниз нарастающие голод и страх, а на другой стремительно таяла надежда. Узнать, сколько ты провел в темноте, можно только когда тебя спасут. Другого способа нет.