Орелии долго не удавалось от нее избавиться, пока не появился Ромбус Смит, который великодушно пришел на помощь Горэмбьюри. Орелия поднялась в галерею, неторопливо осмотрела картину и скользнула за дверь. В середине коридора она невольно приостановилась; окружавшие ее полотна изображали всевозможные уродства и пытки, что было вполне достойно музейной экспозиции, но говорило о мрачных наклонностях владельца дома, который обладал достаточными средствами, чтобы выбирать обстановку на свой вкус.

— Мне показалось, что сюда кто-то проник, — произнес мужской голос у нее за спиной.

— Библиотеки созданы для пытливых умов, — пробормотал другой властный голос из противоположного конца коридора; ей показалось, что он принадлежал сэру Вероналу. По всей вероятности, новый историк разочаровал его.

Орелия подняла ближайшую свечу и воспользовалась единственным путем к отступлению, укрывшись в дальнем лестничном пролете, который спиралью поднимался куда-то вверх и в темноту; не покрытые ковром ступени выделялись на фоне преобладающей роскоши, а проход заграждал пурпурный канат толщиной с ее руку. Прикрывая ладонью пламя свечи, Орелия перепрыгнула через канат и поднялась наверх, после чего остановилась у первого поворота, боясь, что кто-то мог услышать скрип ступеней.

— Простите, сэр Веронал, мы проверяли, нет ли непрошеных гостей.

— Ничего удивительного, — ответил сэр Веронал.

Голоса и шаги затихли в отдалении. Пламя свечи плясало по стенам. Малоприметная черная лестница за первым пролетом пребывала в запустении. Несомненно, именно так поместье выглядело до реставрации: деревянные панели потрескались, на паркете лежал слой рыжевато-серой пыли, по перилам тянулась паутина, а окон не было вовсе. Орелия миновала шесть поворотов — этого времени хватило бы, чтобы выкрутить приличную винную пробку, — и наконец вышла на площадку, где царило такое же запустение. Здесь явно побывали кровельщики сэра Веронала, но ни работ по покраске, ни каких-то других изменений не произвели, и Орелия понимала почему: из-за низких потолков, тесных комнатушек и узких окон помещение можно было назвать скорее чердаком, чем пентхаусом. Выпрямиться во весь рост ей удавалось только в центральном проходе. На раздвижном столе грубой работы стояло треснутое блюдце с огарком свечи, который Орелия зажгла. Со свечами в обеих руках и висящей на локте сумочкой она продолжила разведку.

В последней комнате по обшивке стены тянулась покрытая пятнами серая труба. Орелия сначала решила, что это водопровод, но на этаже не было ни умывальников, ни батарей. Она подошла, чтобы рассмотреть трубу поближе. Когда она обхватила ее пальцами, та подалась. С одного конца в ней обнаружилась неприметная ручка, похожая на часть механизма тайного хода. Орелия дернула за нее, и та не без усилий сдвинулась, а вслед за ней — крышка, из-под которой девушке удалось вытащить сверток ткани более шести футов в ширину и еще больше в длину. Когда она развернула гобелен, оказалось, что его цвета не тронули ни пыль, ни износ, ни влага, ни, казалось, само время.

Когда речь шла о подобных вещах, у Орелии открывалось шестое чувство более глубинного характера, чем просто опытный глаз антиквара. У нее появилось четкое убеждение, что гобелен соткала женщина и что он такой же древний, как и сам дом. И действительно, на гобелене были изображены ротервирдская церковь, поместье и здание нынешней Северной башни, стоявшее в гордом одиночестве, без всех теперешних пристроек.

Орелия тут же обратила внимание на сценки домашней жизни — человек, угощавший другого обедом, две запряженные лошадьми повозки с детьми, традиционные похороны и урок в школе. При этом неизбежно обращали на себя внимание соседствующие чудовищные сцены — отстраняющийся от телескопа человек, из глаз которого, будто потоки крови, тянулись красно-зеленые нитки, а рядом с ним шла охота за безволосым монстром. Пространство выше было заполнено клетками правильной кубической формы: одни пустовали, другие населяли чудовища, а в третьих обитали странные гибриды человека и зверя или зверя и птицы.

Она попыталась найти этому рациональное объяснение и решила, что странные сюжеты являются частью местного фольклора и порождением буйного воображения.

По профессиональной привычке Орелия носила в сумке фотоаппарат — никогда не знаешь, что может попасться на пути: потенциальная покупка или предмет, связанный с тем, что ты пытаешься продать. Теперь она им воспользовалась и сфотографировала целые участки гобелена, перемещая свечи так, чтобы захватить каждую деталь.

Справившись, Орелия снова свернула гобелен и положила его на место, собираясь с мыслями, прежде чем вернуться на вечеринку.

Один из проходящих гостей задел локоть мисс Тримбл, отчего та пролила коктейль, и, не заметив этого, прошел дальше.

— Позвольте мне, — бросился на помощь Грегориус Джонс и начал промокать ее рукав шелковым платком. — Чудесное платье, — отметил он.

Обычно на такие прямолинейные комплименты мисс Тримбл реагировала холодным безразличием или чем похуже, но странное приветствие сэра Веронала натолкнуло ее на некую мысль.

— Не могли бы вы мне помочь, мистер Джонс, припомнить, чем наш хозяин закончил свою приветственную речь?

— Nunc set bibendum. Самое время… — Джонс запнулся и продолжил: — Самое время заняться тем или другим.

Теперь она точно знала, что он понимает и говорит на латыни, правда, почему он пытался это скрыть, до сих пор оставалось для нее мучительной загадкой.

Тем временем Орелия продолжила слежку за сэром Вероналом, следующую жертву которого могла предсказать заранее.

С Мармионом Финчем Орелия была знакома поверхностно — впрочем, как и все остальные: он слыл вспыльчивым затворником, который с баснословной добросовестностью занимался гербами и гравировками, точно так же, как делали его отец и дед. Даже Сноркел держался на почтительном расстоянии от Эскатчен Плейс. Фамилия не соответствовала его характеру[17]. Герольд походил скорее на сову, чем на зяблика: с кустистыми густыми бровями, крючковатым носом и особым подмигиванием — двумя глазами сразу. Также он порой как-то по-птичьи щелкал себя по уху. Крапчатый, коричневого цвета костюм дополняла крапчатая же коричневая жилетка и такие же коричневые туфли. Он стоял рядом с миссис Финч, увешанной роскошными драгоценностями маленькой женщиной под пятьдесят. О ротервирдском герольде слышали все, но немногие встречались с ним самим. Однако его жена постоянно вращалась в высших кругах и передала сыну повадки и манеры очевидного наследника Финчей.

Орелия поспешила добраться до герольда прежде, чем это сделает сэр Веронал.

— Ах, это, должно быть, мисс Рок, девушка, которая знает толк в старинных вещах.

Он мигнул, почесался, улыбнулся и обеими руками пожал правую руку Орелии. Она ощутила в нем какую-то неискренность.

Герольд инстинктивно подумал то же самое об Орелии. Он говорил спокойным мелодичным голосом: