С ноября 1941 года кавалеристы Белова участвовали в Московской битве, и особенно отличились в оборонительных боях под Тулой. А под Каширой отважные кавалеристы практически в одиночку отбили наступление мотомеханизированных и танковых подразделений Гудериана.

Николай Горелов тоже воевал тогда там, под началом не менее легендарного командира — полковника танковых войск Катукова. Гвардии капитан помнил, с какой силой перли ненавистные «панцеры» на Москву и каких трудов и какой крови стоило их остановить.

За отличия в сражениях летом и осенью 1941-го его 2-й кавалерийский корпус был удостоен звания гвардейского и 26 ноября 1941 года переименован в 1-й гвардейский кавалерийский корпус. С самого начала войны генерал Белов совершал невозможное — так же, как и миллионы советских людей могучей страны, раскинувшейся на одной шестой части суши. Именно это и называется — массовый героизм. И сейчас конники тоже совершали невозможное.

«Третьего февраля наши кавалерийские дивизии с боем вышли на рубеж Тесниково, Молошино, Капустино. Гитлеровцы оказывали упорное сопротивление. Они использовали инженерные сооружения, возведенные возле города советскими войсками в конце лета и осенью 1941 года. В сохранившихся ДЗОТах были установлены вражеские пулеметы. Деревни и села, расположенные на подступах к Вязьме, немцы превратили в узлы обороны, часть танков зарыли в землю для ведения огня с места. Проникнуть между этими очагами обороны нам, как правило, не удавалось, так как наступавшие подразделения попадали под перекрестный огонь, а потом отбрасывались контратаками пехоты и танков противника » — так описывает положение войск, наступающих на Вязьму, сам генерал Белов[23].

* * *

Всадники шли наезженным лесным трактом. Метель стихла будто по мановению волшебного ледяного посоха Деда Мороза. Над верхушками заснеженных елей и сосен стлались низкие облака. Природа будто бы замерла. Не верилось, что здесь же идет сейчас жестокая война. Настолько идиллически выглядела эта картина: всадники, за ними — сани, яркий, до синевы, нетронутый снег, по обе стороны от дороги — сугробы-великаны… В морозном воздухе слышно только, как кони всхрапывают.

Мороз и солнце,

День чудесный… [24]

Картинка действительно идиллическая, если бы не карабины всадников и не пулемет «максим» в санях-розвальнях. Отчетливо звякал металл о металл, в морозном воздухе к конскому духу примешивался еще и запах оружейного масла.

А вскоре послышалось еще рычание двигателей и металлический лязг гусениц. Его-то ни с чем не спутаешь. Из-за поворота дороги вывернули танки. Приземистые и обтекаемые, они были меньше знакомых всем тридцатьчетверок, но и от этих машин веяло силой и мощью.

Танкисты холили и лелеяли свои машины, и стальные «звери» платили им теплотой своих механических сердец.

Передвижение накладывало свой отпечаток. Кавалеристы могли бы пройти и звериными тропами, а вот технике нужны были дороги. Приходилось рисковать: двигаться по лесным трактам под ежеминутной угрозой быть обнаруженными случайным дозором мотоциклистов или авиаразведкой. Несмотря на непогоду, самолеты с черными крестами на крыльях время от времени появлялись в хмуром небе. У гитлеровцев хватало опытных экипажей, воевавших над Туманным Альбионом, над Польшей и Францией.

Николай Горелов, держась за поручень башни, стоял на крыше моторного отсека командирского танка. Т-50 раскачивался на снежных наметах, норовя сбросить своего командира в снег. Гвардии капитан с тревогой посматривал то на низкое серое небо, то на часы. В уме он подсчитал, сколько топлива они израсходовали и хватит ли заправки его танков для продолжения перехода. Легкому танку Т-50 запаса топлива хватало на 344 километра хода по шоссе. Но не по снежной целине и не после ночного боя. Перспектива бросить с огромным трудом доставленную технику его просто удручала. После такого позора — только застрелиться.

Он сказал об этом генералу Белову, тот обещал «покумекать».

* * *

Но тут небольшую колонну танков нагнал сам командир корпуса. Павел Алексеевич Белов предпочитал передвигаться верхом, так же как и Николай Горелов, который, кроме танка, ничего не признавал.

Николай Горелов грохнул пару раз окованным затыльником приклада ППШ по броне. Танк остановился.

— Здравия желаю, товарищ генерал!

— Здравствуй, гвардии капитан. Не грусти, «броня»! Буквально только что партизанские разведчики нам сообщили, что из села должна выйти крупная колонна гитлеровцев. Там и бензовозы будут.

— Спасибо, конечно, товарищ комкорпуса, но вот только что нам с немецких бензовозов? Мои «пятидесятки» — на дизелях, а Т-40 хоть и с карбюраторными моторами, но немецкую эрзац-гадость не «переварят». Не жрут они синтетический бензин, тем паче на морозе.

— Там и дизельное топливо будет, и наш бензин, грозненский, зеленый! — возразил гарцующий тут же на коне начальник разведки кавалерийского корпуса. — Гитлеровцы нашли на железнодорожной станции несколько наших эшелонов, которые не успели отправить при отступлении. Таких много оставалось, ни взорвать их, ни слить содержимое цистерн не получилось. Так что повезло тебе, танкист!

— Спиртом отдам! — отшутился Горелов.

* * *

Решение напрашивалось само собой — организовать засаду. Да вот только «гладко было на бумаге, да забыли про овраги»! Ведь требовалось не только уничтожить врага, но и захватить припасы. А для этого бить гитлеровцев нужно было очень точно.

Заняли позиции вдоль дороги, замаскировались. Николай Горелов высунул голову из люка и в бинокль осматривал местность. Дорога здесь делала резкий поворот, слева — занесенное снегом болото. Справа — небольшой пологий холм. Там стояли замаскированные танки Т-40, именно им отводилась главная роль в предстоящем бою. Десантники залегли вдоль дороги, а конники спрятались дальше, в зарослях низкорослых елок. «Пятидесятки» заняли позиции с двух сторон, блокируя и отход неприятеля назад, и продвижение его вперед.

Николай вдруг заметил, как по снегу огненно-рыжим языком пламени метнулась лиса!

Степан Никифорович Стеценко, высунувшись из своего люка в передней части корпуса танка, тоже заметил кумушку.

— Очень хорошо, — заметил старый опытный солдат. — Если уж рыжая бестия нас не учуяла, то и гитлеровская сволота подавно не заметит.

— Внимание, приготовиться… — прошелестело по цепочке.

По дороге прострекотала пара немецких мотоциклов с пулеметами — передовой дозор. За ним лязгал гусеницами танк — Горелов не поверил своим глазам: это был старенький Т-26. Этих танков перед войной «наклепали» несколько тысяч. Точнее, на 22 июня 1941 года в Красной Армии насчитывалось около 10 000 Т-26. И большинство из этого огромного количества было потеряно в первые же дни, недели и месяцы войны. К 1941 году Т-26, созданные на базе лицензионного британского «Виккерса», уже порядком устарели. Некоторые из них даже не смогли покинуть машинные парки автобронетанковых частей из-за крайней степени износа механизмов.