«Как же он открыт, говоря о себе, — подумала девушка. — Он, по сравнению с придворными, как чистая вода. Если бы он был озером с форелью, рыба не смогла бы прятаться, ведь каждый камешек на виду».

Она кашлянула:

— Рази просил, чтобы ты ждал его на кухне. Он скоро будет. Еще он попросил тебя не шляться где попало.

Тень удивленного недовольства мелькнула на лице Кристофера, он посмотрел в сторону, цыкнув сквозь зубы.

— Я не какой-нибудь чертов ребенок, Рази Кингссон! — пробормотал он.

Винтер фыркнула:

— Для Рази мы все — малые дети, он всех хочет защищать.

— Ну и где он сам, пока я отсиживаюсь в безопасности? Полагаю, не шляется где попало, а сидит там, где я его оставил, под присмотром стражи, полностью недосягаемый для покушений.

Голос Кристофера сочился сарказмом, и Винтер обрадовалась, что нашла человека, которому можно пожаловаться на упрямство Рази.

— Он на тайной встрече с советником.

Кристофер сжал челюсти, его удивление сменилось злостью.

— Этот Рошель?

Винтер кивнула.

— С ним был посланник?

Она кивнула еще раз. Кристофер уставился на нее:

— Что им надо от Рази, Винтер?

Девушка пожала плечами, искренне не зная:

— Понятия не имею, Кристофер. Он… Он не посвящает меня в свои тайны.

Кристофер отвернулся, у него на скулах заходили желваки. Он уставился вглубь конюшни, а потом резко встряхнулся. Резким движением отряхнул руки:

— Тьфу, чума на них, многие и плевка его недостойны…

Он внезапно встал, пригладил волосы и задорно улыбнулся Винтер:

— Лучше делать, как он велит, да? Чтобы он не дулся? Не окажешь ли любезность, проводив меня до кухни? Сам я дороги не найду.

Винтер видела, что это наглая ложь, но тем не менее кивнула в знак согласия, приноравливаясь к походке Кристофера, когда они вышли наружу.

— Как ты познакомился с Рази, Кристофер?

Было странно задавать такой прямой вопрос — все равно что нырять с высокой скалы. В придворной жизни такие вещи аккуратно узнавали по нескольку недель — слух там, сплетня тут. Такой прямой вопрос был необычным для Винтер. Девушка настроилась на ложь и обычные увиливания, но в то же время надеялась, что их не будет.

— Я играл на свадьбе его тетки, — ответил Кристофер.

Винтер остановилась:

— Ты играл… в смысле, музыку? Выступал с представлением?

Он обескураженно оглянулся на нее, а потом понял, о чем речь, и поднял свои изуродованные руки к лицу:

— А! Ты подумала… Нет! Мы с Рази знали друг друга, — он пожал плечами, — еще до этого… — И он улыбнулся.

Винтер не смогла сдержать волну жалости, отразившуюся на ее лице, и улыбка Кристофера померкла, глаза стали жесткими и спокойными, как в их первый разговор, когда она лицемерно обратилась к нему, как к какому-то циркачу. Девушка сглотнула.

— Какая из сестер Хадиль выходила тогда замуж? — попыталась она перевести разговор в другое русло.

Он хранил обиженное выражение лица с минуту, а потом уступил, поддержав предложенную тему.

— Высокая толстуха, — сказал с ухмылкой. — Ведьма, да и только! Мне было жаль ее жениха!

Винтер рассмеялась, хоть и не знала, о ком речь. Она никогда не встречала сестер матери Рази. Просто ей доставило удовольствие, что Кристофер оттаял.

Они пошли дальше, девушка старалась попадать в шаг. На открытом пространстве солнечный свет обрушился на них, как золотой молот.

— Я был в доме Хадиль во время свадьбы, целых три недели. Большую часть дня я слонялся в конюшнях, мы с Рази много говорили про лошадей. — Он смущенно взглянул на Винтер. — Я про них действительно много знаю!

— Ну да, ты же меррон!

Он усмехнулся и кивнул:

— Ага!

Они завернули за угол, и пространство перед входом на кухню оказалось многолюдным. Доставили продукты, так что повсюду были повозки, телеги и множество снующих туда-сюда мужчин и женщин.

— И ты просто остался там, когда свадьба закончилась? — спросила Винтер.

Кристофер напрягся, и свободное течение разговора внезапно прекратилось.

— Ну… Когда я стал не нужен Хадиль, то Рази…

Винтер почувствовала, как сжимается у нее внутри, потому что он сейчас соврет. Неловко, ему наверняка самому неприятно, но явно собирается сказать неправду. Понимание этого неожиданно сильно задело девушку. Но почему? Отчего это так сильно ее расстраивает? Обман — непременная часть жизни, несколько дней назад она сама бранила его за недостаток коварства. Но пока Кристофер лихорадочно подыскивал слова, в Винтер росло ужасное разочарование. Только сейчас она поняла, насколько легко было разговаривать с Кристофером, сколько смеха он подарил за то короткое время, что они провели вместе. Она проглотила горечь, потому что он кашлянул, неловко возвращаясь к разговору:

— Рази настоял, чтобы я остался… Чтобы я занимался его лошадьми.

Что он скрывает?

«Наверное, он все-таки вор. Может, ему за это руки изувечили? Он украл что-то у Хадиль. Это так похоже на мать Рази — потребовать наказания по всей строгости закона. А Рази, скорее всего, взялся его опекать после такого. Но почему не рассказать об этом? Неужели непонятно, что правда все равно вскроется?»

Он опроверг ее догадки, подняв руки.

— Это, — он прочистил горло, кашлянув, — случилось примерно через два месяца. Разбойники. Волки-Гару.

Это название заставило ее вздрогнуть.

— В Марокко? — ахнула Винтер. — Так далеко на юге?

Кристофер посмотрел на нее с пониманием.

— О да, — прошептал он, и девушка заподозрила, что он сталкивался с Волками-Гару чаще, чем в этой одной жестокой стычке.

— Но почему? — спросила она, указывая на его искалеченные руки. Кристофер снова запнулся и вновь начал врать, как ей показалось.

— Мне кажется, я слишком яростно сражался, — тихо ответил он, растопыривая пальцы левой руки, которые разогнулись не до конца. — Я их очень разозлил.

«А может быть, — подумала Винтер, — это и не ложь вовсе, а просто слишком личное».

Кристофер улыбнулся — на щеках играл румянец, но в глазах была тревога.

— Они украли мои браслеты! — сказал он так, будто это было так же важно, как то, что бандиты лишили его талантливые руки пальцев.

Пронзительный свист перекрыл гомон торговцев. К ним шел Рази, с напряженным выражением сдерживаемого волнения на лице. Охранники окружали его плотным кольцом, словно компенсируя повышенной бдительностью свою небрежность у арены. Они держались так близко, что Винтер захотелось крикнуть: «Отойдите, дайте ему дышать! И двигаться!»