Бронетранспортер с заставы затормозил возле штаба. Тело раненого занесли в дежурку. Помощник дежурного, старший лейтенант Ерофеев, позвонил в санчасть, требуя прислать фельдшера.

— Да пусть перевяжет его, вколет чего покрепче, чтобы мы пару вопросов задать могли! — кричал он в трубку. — Не знаю я, кто он такой. Вроде душман какой-то. Вышел прямо на часового. Обкуренный или обдолбанный. Они тут все под «дурью» ходят. Хотя «дух» в бреду хорошо говорил по-русски. И назвался рядовым Азизовым. Странно…

Недовольство офицера понять было можно: подстреленный душман был грязен до невозможности и воняло от него невероятно. А бойцы с заставы притащили его прямо в штаб. Хотя куда еще? Не в санчасть же его, урода, тащить, не на белые же простыни…

Солдатам было скучно, и около незнакомца столпилось человек десять. Дежурный поманил начальника караула:

— Ты вот что, Тычков, приведи сюда того часового, который стрелял в него. И этих твоих головорезов убери, займи чем-нибудь. Развели бардак, натоптали…

— Командиру будешь докладывать? — спросил лейтенант Тычков.

— О чем? — хмыкнул Ерофеев. — Если сболтнет чего важного, тогда конечно. А так о каждом полудохлике докладывать, что ли?

Бойцы с сожалением поворчали и разошлись. Тычков оставил только двоих, которые принесли «духа» на носилках. Прибежал сменившийся с поста здоровенный уральский детина. Посмотрел на раненого и ухмыльнулся:

— А хорошо я со ста метров попал!

— Хреново ты попал, — отчитал его Ерофеев. — Ты должен был уложить его на месте, а ты его лишь ранил. Да и то не очень серьезно. Стрелок! Надо заняться твоей огневой подготовкой!

— А че, товарищ старший лейтенант, два попадания из четырех! — самодовольно заметил солдат. — Жаль, не добил его сразу!

Прибежавший фельдшер, солдат-срочник, быстро и ловко располосовал остатки одежды на раненом. Прокомментировал, что ранения сквозные, что одно в руку старое, несколько дней назад, и пытались этого парня лечить, да только разбередил он рану. Потом фельдшер повернулся к Ерофееву и, потрепав пальцами разрезанные трусы, сказал:

— А бельишко-то у него наше, между прочим!

— Ну-ка, уколи его, приведи в чувство, — велел старший лейтенант, присматриваясь к раненому, с которого уже сняли афганскую шапку — паколь. — И стрижечка у него армейская. «Духи» патлатые ходят. Действительно, мутный какой-то паренек.

После перевязки и пары уколов раненый стал постепенно приходить в себя. Порозовели щеки, пальцы на руках стали теплее. И когда фельдшер провел несколько раз по губам душмана влажной ваткой, глаза у него наконец открылись. Дежурный по части подозвал поближе одного из десантников, таджика по национальности.

— Ну-ка, спроси его на вашем таджикском, может, поймет. Как зовут, что здесь делал возле нашей части, почему назвался Азизовым?

Солдат стал задавать вопросы, и тут все присутствующие увидели, что раненый оживился, уставился на десантника, потом на офицеров и слабо улыбнулся.

— Я дошел, — прошептал он по-русски. — Свои…

— До ручки ты дошел, — пробурчал Ерофеев. — Бредишь, что ли? Русский язык откуда знаешь, что здесь делаешь возле Анавы?

— Анава? Это не Руха?

— Ты давай тут не придуривайся. Как зовут, откуда и куда шел, с каким заданием?

— Рядовой Азизов, — прошептал Саид со слабой улыбкой.

— Чего? Опять болтает какую-то чепуху! — нахмурился десантник, ранивший Саида. — Под нашего косит! «Засланный казачок», точно говорю. Таджиков русых не бывает. Белобрысый азиат. Не смешите!

— Отставить! — приказал Тычков и подошел к раненому вплотную. — Из какой части, город какой?

— Пишгор, — ответил Саид и почувствовал, что снова теряет сознание. — Охрана…

Он вцепился пальцами в носилки, но они соскальзывали. Силы совсем оставляли молодого человека. Кто-то из солдат неуместно предположил, что пленный умирает. Фельдшер послал умников куда подальше и достал пузырек с нашатырем.

— Не то парень мелет, — покачал головой Ерофеев. — В Пишгоре афганский гарнизон стоит. Может, он из правительственной части? Хотя какой он тогда Азизов? Фамилия наша, в смысле, таджикская или узбекская. Эй, парень, ну-ка, скажи еще, где ты служишь. Номер войсковой части?

— Подполковник Кравченко… — прошептал Саид немеющими губами. — Военный советник в Пишгоре… Мятеж… убили всех… Охрана…

— От еж твою! — взорвался Ерофеев. — А ну, в санчасть его и чтобы откачать! Он живой нужен. Где радист?

Через несколько минут старший лейтенант Ерофеев докладывал в Руху, что у него находится человек, который докладывает о мятеже в афганском гарнизоне в Пишгоре. Что пленный по виду афганец, но по-русски говорит чисто, только чуть небольшой акцент, как у многих таджиков.

— Есть у вас там подполковник Кравченко? Пленный его фамилию называет.

— Кравченко — военный советник и как раз работал в Пишгоре.

— Вы знаете про мятеж?

— Про мятеж успел сообщить по рации последний из оставшихся в живых на тот момент солдат Азизов. Потом связь прекратилась…

— Азизов? Так и мой душман себя Азизовым называет. И про Пишгор болтает… Только плохой он, три пулевых… Может не выжить…

Вертолет прилетел через час. Лопасти еще не перестали вращаться, а из кабины выскочил офицер в полевом афганском обмундировании и, придерживая мягкую летнюю форменную кепи, побежал к домику штаба. Ерофеев вышел навстречу и приложил руку к козырьку:

— Товарищ подполковник, дежурный по части, старший лейтенант Ерофеев!

— Я — подполковник Кравченко! — перебил его прилетевший офицер. — Где солдат, который назвался Азизовым?

— В санчасти. Там медики с ним возятся. Я провожу вас, товарищ подполковник. А что, он правда из вашего аппарата?

— Посмотреть на него надо, — шагая рядом с Ерофеевым, говорил Кравченко. — Слишком фантастично, чтобы он и там выжил, и сюда смог добраться. Совсем молодой паренек, этот Азизов. Хотя успел отличиться еще в «учебке». У него представление на медаль за боевую операцию в Таджикистане.

В здании санчасти их встретил молодой военврач, протянул белые халаты и, пока офицеры надевали их, рассказал о пациенте:

— Организм у него удивительно здоровый. Сейчас он под капельницей. Очень истощен, обезвожен. Ну, и потеря крови. Рана на руке старая и очень плохая. Думаю, его где-то лечили антибиотиками, иначе бы уже началась гангрена. Сейчас для него самое главное — покой, активная терапия, усиленное питание. Две раны, полученные здесь, не опасны для здорового человека, но в его состоянии я не берусь гарантировать положительный исход. Вот так вот. Его надо срочно эвакуировать в госпиталь!

— Пошли, показывайте мне этого героя! — приказал Кравченко.

Когда Кравченко и Ерофеев вошли в палату, где лежал перевязанный Азизов, подполковник вдруг замер на пороге. Да так, что старший лейтенант, идущий следом, наткнулся на его спину и принялся извиняться, не понимая, что происходит. То ли не узнал советник своего солдата, то ли еще что-то. А может, наоборот, узнал. И это вовсе не солдат из его охраны, а…