Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Если это Мари-Эрмин, то почему она носит фамилию Дельбо? Что она знает о своем прошлом? Моя дорогая Лора умерла. Значит, наше дитя ничего не знает о грустных обстоятельствах, которые вынудили нас ее оставить. Наверняка она росла, проклиная своих родителей, отдавших ее на воспитание монахиням Валь-Жальбера».
Он едва ли слышал финальные ноты «Арии с колокольчиками». Между настоящим днем и далеким утром зимы 1916 года протянулась невидимая нить, вибрация которой причиняла ему тягчайшие муки.
«Я стал причиной смерти Лоры! — говорил он себе. — Не будь я таким трусом, я бы нажал на спусковой крючок ружья и ей не пришлось бы погибнуть так страшно. Когда я вернулся назад, к хижине, единственное, что мне оставалось — это плакать на ее могиле. И снова мне не хватило мужества себя убить!»
Это ужасное недоразумение лишило Жослина сил, источило его разум. В течение многих лет он пребывал в уверенности, что его супруга покоится в земле пустынного Севера, недалеко от крошечной хижины из досок, местонахождение которой указал им Анри Дельбо, золотоискатель, отец Тошана.
В то время как его дочь виртуозно исполняла по просьбе монахинь «Ave Maria» Гуно, Жослин Шарден мыслями пребывал в прошлом, видя себя покидающим их с Лорой полуразрушившееся убежище.
«С Лорой случилось страшное, она сошла с ума. Она не помнила, кто я, отказывалась говорить со мной, принимать пишу. Господи, я день за днем обречен был наблюдать, как ее бедное тело терзают голод и холод, и ничего не мог с этим сделать. Из сострадания я хотел положить конец мучениям, как это делают с больными животными. И не смог! Я убежал! Вокруг хижины бродили волки, и мне пришлось выстрелить в воздух. Я оставил у хижины сани — красивые сани, купленные за неразумно высокую цену перед рождением Эрмин. Это был мой последний подарок Дельбо. На Севере от такого подарка, как сани, не отказываются! Я хотел умереть. Что же могло произойти потом? Без сомнения, Анри Дельбо вернулся с запасами пищи и нашел Лору мертвой, возможно, обглоданной волками. Когда я пришел, саней не было. Этот славный человек их взял, сочтя нас обоих умершими. Он достойно похоронил останки моей жены. И даже установил крест на ее могиле. Благородный поступок, я этого никогда не забуду… Сам же я сгорал от стыда. Я не могу рассказать все это дочке. Я не хочу увидеть презрение, ненависть в ее глазах. Выплакав все слезы, что у меня еще оставались, на могиле Лоры, я ушел, скрываясь от всех и вся, умирая от голода. И мне удалось вернуться к озеру Сен-Жан, откуда я намеревался переправиться в Соединенные Штаты».
Лора была бы поражена, узнай она о том, что случилось с ее супругом, которого она считала умершим и похороненным. Отогнав выстрелом волков, Жослин надел снегоступы и углубился в лес. Он продвигался вперед наобум, как одержимый. В те времена он был крепким и выносливым. Мужчина хотел покончить жизнь самоубийством, но не смог. После изнурительного перехода он укрылся в ветхой, всеми забытой лесной хижине. Ничто не могло побороть инстинкт самосохранения. В хижине было достаточно дров, и он развел хороший огонь. Анри Дельбо научил его нескольким приемам, и теперь Жослин знал, как находить пищу на Крайнем Севере: например, срывать почки бузины, которые очень питательны, варить себе напиток из сосновых ветвей. Теперь Жослин все вспомнил и применил на практике. На второй день ему удалось поймать в силок зайца, и он зажарил его на углях. Благодаря пище к нему понемногу вернулись силы, однако кошмарные видения и укоры неумолимой совести все так же будоражили его ум, стоило ему смежить веки. Терзаемый раскаянием, больной от стыда, он отправился в обратный путь. Смерть Лоры стала навязчивой идеей. И ему придется похоронить ее, свою обожаемую супругу, красавицу Лору… Вернувшись, он понял, что самое страшное свершилось. По крайней мере, он так подумал, поскольку не имел возможности узнать правду: Анри Дельбо спас молодую женщину и увез ее к себе на санях.
Ни одно из трех действующих лиц этой трагедии так никогда и не задалось вопросом, кто же покоится в могиле под крестом в тех диких землях, на берегу реки Перибонки.
Анри Дельбо мог бы поклясться, что похоронил Жослина Шардена, поскольку мертвый мужчина был одет в похожую одежду. Волки полакомились его плотью, да и выстрел в лицо сделал его неузнаваемым. Возле трупа было только ружье, которое Дельбо забрал с собой. Оно до сих пор хранилось в хижине Талы, матери Тошана.
Что до Лоры, то она пообещала себе будущим летом совершить паломничество к могиле, которую Эрмин, юная супруга Тошана, украсила полевыми цветами.
Снова загремели аплодисменты. Директор и врач сквозь шум объявили, что пансионерам пора укладываться спать.
— Вам нехорошо, мсье Эльзеар? — спросила главная медсестра санатория. — Вы плачете? В этом нет ничего постыдного! «Ave Maria» — это так прекрасно…
Жослин вернулся к реальности. С той зимы прошло семнадцать лет, и теперь он страдал безжалостной болезнью — туберкулезом. Это страшное заболевание называли также чахоткой: больные теряли силы, пребывали в подавленном состоянии духа и чахли на глазах. В этом санатории, как и в других профильных заведениях, прогрессирование болезни, что в большинстве случаев заканчивалась смертью, пытались сдержать с помощью обильной пищи с преобладанием мясных и молочных блюд и благотворного воздействия прохладного чистого воздуха. Однако справиться с недугом медицина была не в состоянии[21]. И все же у пансионеров санатория была хоть какая-то надежда, основанная на заботливом и тщательном уходе, который они тут получали.
Эрмин еще раз поблагодарила своих слушателей ласковой улыбкой и направилась прямиком к маленькому Жорелю. Мальчик смотрел на нее с безграничным восхищением.
— Тебе понравилось? — спросила она.
— Да, мадам, очень понравилось. Мне не было грустно, когда вы пели. А вдруг ваш голос поможет мне выздороветь!
— Это наилучшая из похвал, которую я когда-либо слышала, малыш! — ответила взволнованная до глубины души молодая женщина.
Эрмин смотрела в блестящие глаза Жореля и не замечала, как жадно взирает на нее сидящий рядом с мальчиком мужчина. Жослин затаил дыхание, потрясенный тем, что дочь находится так близко. Она казалась ему сказочным существом, таким прекрасным, что он, поддавшись порыву, протянул руку и погладил ее по волосам.
— Мсье Эльзеар, не пугайте нашу дорогую гостью! — сделала ему замечание медсестра. Жослин опустил руку.
Эрмин от неожиданности отступила на шаг назад и посмотрела на незнакомца, сделавшего такой неуместный жест. Мужчина был еще не стар, ему едва исполнилось пятьдесят. На нем болтался клетчатый халат, шею обвивал шелковый платок. Бледное лицо его казалось очень худым. Отсутствие усов и бороды, редкое для мужчины того времени, подчеркивало его болезненный вид.
— Прошу простить меня, мадам, — тихо сказал Жослин. — Я не хотел вас обидеть.
— Ничего, — ответила Эрмин, смущенная смирением в его голосе.