Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец алтарник Сережа дернулся с места и, подскочив к Валентайно, крикнул: «Да помогите же мне кто-нибудь!» – и стал выталкивать его из церкви. Тут же в себя пришли три крестных отца, и вчетвером они выставили императора на улицу. Валентайно поднял свалившуюся с головы корону, я выключил камеру на телефоне, и мы поспешили убраться, опасаясь, что кто-нибудь уже вызвал полицию.
Видео я скинул в один из новостных каналов в Телеграм. Уже через несколько часов о Валентайно в образе Христа написали несколько СМИ, а в вечернем выпуске телевизионных новостей озвучили, как нужно правильно относиться к произошедшему. Телеведущий сделал грустные глаза и задушевно так сообщил об очередном кощунстве. Показали и церковь, где все произошло, и оскорбленных тетушек, но не осуждающего и призывающего к прощению батюшку, и даже Сережа промелькнул на заднем плане. Какой-то депутат призывал к расправе над императором Валентайно. Человек в погонах убеждал, что уже ведутся разыскные мероприятия. Зато в соцсетях Валентайно стал настоящей звездой. Еще бы, он же император, да, Тело? Поступок Валентайно называли праведным, каким, по сути, он и был.
Переживаний того дня Валентайно хватило до самой ночи. В первый раз за все время он решил лечь спать на диване, от чего раньше отказывался, предпочитая спать в ванной у стиральной машины. Перед тем как улечься, он аккуратно постучался ко мне в комнату.
– Заходи, не сплю, – сказал я.
Валентайно вошел, протянул мне блокнот и попросил:
– Напиши свою историю, Гюнтер. Думаю, утром я снова буду только мычать, но прочитать смогу.
– А понять?
– И понять.
– А зачем тебе? – спросил я.
– А зачем тебе была нужна моя?
– Справедливо.
Император оставил блокнот рядом с кроватью.
Я долго смотрел на пустую страницу, не зная, с чего начать. Мне вдруг стало не по себе оттого, что я всегда представлял свою жизнь как нечто необычное, совсем не похожее на жизнь таких, как ты, Тело, – «нормальноголовых». И вот, когда мне нужно рассказать об этой своей удивительной жизни, получается, что не такая уж она и удивительная. Промаявшись два часа, я решил пересказать все как есть, без попытки удивить или объяснить. Получилось не так много. Непонятно, почему вначале я решил, что из этого выйдет многотомник. Закончил на рассвете. Я положил блокнот рядом со спящим на полу в ванной императором Валентайно и вернулся в кровать.
Выписав свою историю, я почувствовал себя пустым. Будто и не было у меня никакой истории. Все, что было важным и осмысленным, теперь казалось мне не принадлежащим, словно оно про какого-то другого Гюнтера, про Гюнтера Глаза, но точно не про Юру Акимова. «Юра Акимов – вот кто я. Какая неподходящая у меня фамилия. На моей «голове» и седеть-то нечему. Юра Акимов – человек с уродливой головой, к тому же больной, из-за чего страдает галлюцинациями, вот кто ты», – подумал я. Уже в полудреме я попытался заглянуть в верхние миражи, и представляешь, Тело, не получилось. Миражи исчезли. Вместо моего чудесного верхнего мира я видел то, что должен видеть «нормальноголовый», – потолок. Но знаешь, меня это не встревожило и не испугало, я закрыл «глаз» и спокойно заснул, будучи уверенным, что верхние миражи вернутся, как только проснусь.
Они вернулись. Я открыл «глаз» и увидел ставший уже привычным розовой мир. Поначалу я подумал, что во сне заглянул в верхние миражи и так в них и проснулся, но, спустив ноги с кровати, понял, что ошибся. Реальность стала миражами. Я встал, но ощущение было такое, что до сих пор сижу на кровати. Через десять секунд, когда сделал несколько шагов по комнате, понял, что вот теперь встал. В ужасе я распахнул «глаз», заглянул в верхние миражи: реальность была теперь там, вместо них, и я в ней больше не существовал. Реальность, как ей и полагалось, отставала от миражей на десять секунд.
Что-то происходило с моим сознанием, теперь, Тело, я понимаю, что так развивалась болезнь, но в тот момент не хотел в это верить. Я сел обратно на кровать и видел, как в верхней реальности еще только иду к кровати, лег, а в действительности же только сел. И тут стало отчетливо ясно, как сильно на самом деле я нуждался в реальности. Было так страшно, что я закрыл «глаз» и стал шептать: «Пожалуйста, пусть все вернется, пожалуйста! Пусть реальность вернется на свое место». Я не знал, кого молил, но продолжал: «Прошу, пусть будет как раньше, пусть даже верхние миражи исчезнут, только бы вернулась действительность». Страх превратился в ужас, я не мог двинуться с места и, поддавшись ужасу, осознал, как сильно не хочу умирать. Я проклинал себя, проклинал за беспечность, за иллюзию, что ничего нет важнее верхних миражей, за эту убежденность, дескать, реальность не заслуживает доброго к ней отношения.
Я схватил телефон, нашел в контактах заблокированный номер матери, тыкнул в него, дождался, когда то же самое произойдет на самом деле. Как же долго длились эти десять секунд, словно время текло через густой кисель; наконец я услышал взволнованный голос матери: «Юра! Юра, ты где, куда ты пропал? Где ты?» Не передать, Тело, что я испытал в этот момент. Никогда, слышишь, никогда я еще не был так счастлив и несчастен одновременно. «Мам, мама, мне плохо», – сказал я и заплакал. Первые мои слезы. Знаешь, Тело, слезы мои были удивительны – огромные капли, каждая чуть ли не на пол-литра, в таких слезах действительно можно захлебнуться. «Скажи, где ты, мы с папой сейчас приедем», – почти прокричала мама. Я хотел ответить, но не мог, будто онемел, верхняя реальность смешалась с миражами буквально, не было верха и низа, все раздвоилось, и стало невозможно разобрать, что есть что. «Валентайно!» – ценой невероятного усилия смог я крикнуть перед тем, как потерял сознание.
Очнулся я дома. Да, Тело, дома, и первое, что увидел, – это лица: матери, отца и Валентайно. Я не стал заглядывать в верхние миражи, чтобы проверить, на месте ли они, не стал распахивать «глаз». Уже было неинтересно, больше того, надеялся, что миражи исчезли. Валентайно услышал тот мой крик. Император настолько испугался, что снова пришел в себя, в свою «нормальноголовость», схватил телефон, из динамика которого раздавалось: «Юра, что случилось?!», и, узнав от матери адрес, доставил меня домой. Спаситель Валентайно! Сотвори он такое в тот момент, когда я был полностью уверен, что верхние миражи и есть смысл моей жизни, я бы проклял императора Валентайно, но теперь это лучшее, что могло случиться.
Через некоторое время приехал наш молодой гениальный доктор, тщательно осмотрел меня и вынес вердикт: «Еще не поздно». Конечно, я согласился на операцию, но с условием, что еще неделю буду дома. Врач сказал, что неделя у меня есть.
Лучшая неделя в моей жизни. Невозможно снова стать ребенком, особенно в моей ситуации, даже учитывая, что по возрасту я был еще ребенком; никуда не денешь память о каждом прожитом дне с рождения, которая делает взрослым. Но я был как старик, окончательно выживший из ума на почве деменции, и жаждал только заботы о себе как о младенце. Мама пекла мне маленькие пирожки с картошкой и с мясом, такие маленькие, чтобы удобно было есть моим крошечным ртом. Отец налепил миниатюрных пельменей. Эти люди не стали казаться другими, они не стали разумнее, но были родными и более реальными, чем раньше. Оттого, что не заглядывал в верхние миражи, окружающий мир стал осязаемым, в нем появились запахи, которых раньше не замечал, цвета, которых не различал; оказалось, что действительность была для меня и за меня, вся действительность вообще, и можно было быть только в ней.