— О боже! — воскликнула мама вполголоса.

Мне послышался какой-то звук у дверей спальни, я подошла и резко открыла ее. Там никого не оказалось, но вдалеке мелькнула белая униформа и сверкнули на солнце рыжие волосы. И я поняла, что Рейчел Форрестер подслушивала нас.

С этого самого дня в моем сердце горело лишь одно желание: сохранить дружбу и уважение Лоренса Бракнелла и сделать так, чтобы он никогда не почувствовал того, что я встала между ним и его прадядюшкой. Ведь, что и говорить, мое внезапное появление и наша с дедушкой встреча должны были повергнуть его в шок. Ведь Лоренс считал себя ближайшим родственником и наследником сэра Джеймса с тех самых пор, как умер его отец.

Следующая неделя стала для меня ужасно волнительной в этом отношении. Прежде всего, обед у Хенсонов, на который был приглашен и Лоренс, отменили. Какой удар!

Нола приехала ко мне. Мы побродили по округе и поболтали о том о сем — как могут только молодые девчонки. Нола сказала, что по всему району, да и за его пределами тоже, ходят толки, что открылась некая тайна, в результате чего обнаружилось, что я вовсе не Роуланд, а родственница Халбертсонов. Из уважения к Лоренсу, а также потому, что я обещала матери держать рот на замке, я не смогла рассказать Ноле правду. Я разочаровала ее своей необычной сдержанностью и боялась, что это может обидеть подругу. Но меня тянуло к ней, потому что она была моей единственной подругой с тех самых пор, как я окончила школу, тем более что теперь Кристина была очень далеко; ее родители внезапно решили отправиться в Южную Африку и взяли ее с собой. Это навсегда разлучило нас.

Возможно, обед был отменен из-за того, что Лоренс намеренно отказался прибыть в Камберлендское поместье, потому что там он мог встретиться со мной. Прошла неделя со времени нашего последнего разговора, а он все еще сторонился меня. Я думала, не возненавидел ли он меня за родство с его любимым прадядюшкой, и мысль эта разрывала на части мое безнадежно влюбленное сердечко.

Однако все мои тревоги в отношении подруги, к моей величайшей радости, не оправдались. Нола повела себя, как обычно, мило и приветливо, и мы договорились на следующей неделе отправиться по магазинам в Сискейл. Она должна была заехать за мной на машине, кроме того, на каникулы из Кембриджа приезжал ее брат Джереми, и Нола хотела, чтобы мы встретились. Она организует ленч для меня, может, даже в ближайшее воскресенье.

— Джереми такой забавный, думаю, ты ему понравишься. — Подруга, как всегда, была весела и безмятежна.

— Это было бы здорово! — ответила я.

Но никакого интереса к Джереми Хенсону пробудить в себе я так и не смогла. Мне было все равно, понравлюсь я ему или нет. Я не могла думать ни о ком, кроме Лоренса… Лоренс… Лоренс…

Но больше всего я переживала за деда. Каждый раз, когда я пыталась пройти к нему, на моем пути вырастала мисс Форрестер.

— Ты и так изрядно навредила ему, когда пробралась в комнату в мое отсутствие, — заявила она, когда мы впервые скрестили шпаги в коридоре перед его спальней. — И у меня строгое предписание от доктора Вайбурна: беречь его от любого стресса.

Много чего просилось мне на язык, но я предпочла промолчать. Если сэр Джеймс захочет сказать, кем я прихожусь ему, он сам сделает это. Это не в моей власти. Но я не желала, чтобы какая-то там мисс Форрестер запугивала меня.

— Приду повидать сэра Джеймса, как только ему станет лучше, — спокойно ответила я. — Он сам просил меня об этом, мисс Форрестер.

Если взгляд мог бы убивать, то я бы упала замертво под испепеляющим взором этой женщины.

Мои последующие попытки закончились в том же духе. В конце концов мне пришлось обратиться к матери:

— Как там мой дедушка? Я должна знать. Скажи мне, мама! Ты видела его? Какое право имеет мисс Форрестер не пускать меня к нему?

Минутное молчание. Мать выглядела изможденной и, казалось, была уже не так сильна духом, но в этом вопросе заняла сторону мисс Форрестер:

— Пока она остается сиделкой, мы не должны рваться в комнату сэра Джеймса.

— Да мы даже не знаем, жив ли он! — воскликнула я.

— О, Верунчик, что за мелодрама!

— Ну, все равно, мне это не по душе, — нахмурилась я.

— Выброси из головы подобные мысли. Элис Тисдейл только вчера убиралась у него в комнате. И сказала, что он не спал и поговорил с ней.

— Он упоминал обо мне? — жадно поинтересовалась я. Я и в самом деле скучала по этому старику, который так неожиданно оказался моим дедом.

Но мама снова остудила мой пыл:

— Не глупи. Зачем это он будет говорить о тебе со старой Элис?

Но мне показалось, что мать врет — почему, ей лучше знать — и меня не пускают к сэру Джеймсу против его желания.

Я стала дожидаться, когда у Рейчел Форрестер будет выходной. Я все думала, что она выберет: уедет и оставит путь открытым для меня или предпочтет лишить себя выходного и останется дома, лишь бы насолить мне.

В итоге медичка остановилась на последнем.

Одним словом, я не могла приблизиться к дедушкиной спальне. Рейчел всегда была на посту или, в крайнем случае, внимательно наблюдала из своей комнаты, не появлюсь ли я.

Теперь мы больше не разговаривали. Между нами разгорелась безмолвная вражда. Я все никак не могла понять, почему из всех мужчин на свете именно Лоренс влюбился в эту женщину с холодными аквамариновыми глазами, которые могут смотреть с такой ненавистью. В конце концов ситуация стала невыносимой, и я написала записку:

«Милый мой дедушка,

Мне так хочется увидеться с тобой снова, но сиделка не пускает меня к тебе. Пожалуйста, прикажи ей разрешить мне прийти. Мне так много хочется сказать тебе.

Твоя горячо любящая внучка,

Вера Халбертсон».

Однако мне пришлось переписать послание, потому что я вдруг вспомнила, что по закону моя фамилия вовсе не Халбертсон. Я все еще оставалась Верой Роуланд, ведь при рождении меня зарегистрировали под фамилией матери, или, если на то пошло, мифического мистера Роуланда, который, как предполагалось, зачал меня.

Я поставила другую подпись, сложила бумажку до размеров маленького квадратика и отдала его Элис:

— Прошу, сделай кое-что для меня! Вложи это в руку сэра Джеймса, когда в следующий раз будешь убирать у него, ладно, Элис?

— Ну… — протянула она, часто моргая, но тут же приняла условия конспирации и начала по-старчески проказливо хихикать, как будто все это забавляло старушку. Как и все остальные в этом доме, она ненавидела мисс Форрестер и была рада досадить ей.

Теперь я уже твердо решила пробиться к дедушке и поговорить с ним о своем отце. Я была уверена, что воспоминания мамы окрашены болью и страданиями, которые отец причинил ей в свое время.