Не знаю, я сразу карабин с плеча сдернул. Потому что кто-то вздохнул. Тяжко и безнадежно. Из квартиры выхлебнулась пыль, Курок отпрыгнул в сторону, вскинул винтовку. Вздох, не было никакого вздоха, просто дверь слишком хорошая, как ее один раз замкнули, так она воздух и держала. Значит, сейчас мы вдохнули воздух древности, настоящего старого мира.

– Там темно… – Курок прижался к стене. – Почему там темно?

На самом деле. Почему? Солнце еще не село, окна в доме широкие, стекла выбиты, а внутри темно. И воздух…

– Я посмотрю.

Зажег карбидку и шагнул в квартиру.

Запах. Привычный запах затхлости, какой водится в любой старой квартире, только сильнее, глаза даже заслезились. Я находился в большой комнате. Вернее, эта комната когда-то была большой. Вдоль стен располагались стеллажи от пола до потолка, на стеллажах бутылки и пластиковые банки, другая тара. Запасы. Я двинулся дальше.

Комнаты. Большие, с высоким потолком. И везде одно. Припасы. Вода. Еще вода, еще ящики. Окна оказались заложены кирпичами. Убежище.

В каждом убежище есть хозяева.

Я много такого видел. Вода, крупа, дрова. Многие пытались пересидеть дни гнева, не видел ни одного, у которого бы получилось.

Хозяин находился в последней комнате.

Изнутри комната оклеена бумагой. В несколько слоев. Для утепления. Мудро придумано, бумага лучше всего держит тепло. Топить печь не надо.

В углу велосипед без колес, электрокрутилка. И аккумуляторы – для накопления энергии. Это чтобы пользоваться потом, во время отдыха. Лампочка.

Диван. Книги вдоль стен. Конечно, не столько, как в библиотеках, но все равно. Вдоль стен. Еда и книги, интересный способ выживания, никогда про такое не думал…

Хозяин тут же, на диване. Лежал. Он совсем истлел, только скелет остался. Волосы длинные, ногти длинные, зубы в разные стороны. Кажется, старик. Дожил до старости. Вот тут. Размачивая крупу вон в том котелке. Читая вот эти книги. Пережидая…

Я вдруг понял, что хозяин ничего не пережидал. Он решил остаться здесь, в этой самой комнате, с пшеном и книгами и никогда не выходить наружу.

– Отличное место для ночевки, – сказал появившийся Курок – Дверь не сломать, еды полно. Я дверь закрываю?

– Погоди…

– Чего годить-то? Сумерки, давай закрываться…

– Ладно. Приберись тут, я сейчас…

– А свет?

Я отдал шлем Курку, вышел из квартиры. Не так что-то. Не мог я представить человека, который всю жизнь, много-много лет просидел вот в маленькой комнатушке и не осмелился выбраться из нее. Много лет дышал этим спертым воздухом.

Площадка перед квартирой была широкая, даже кресла имелись, правда, сидеть нельзя, все протухшие, развалились. Окно от пола до потолка и стекла сохранились, видимо, какие-то особенные, небьющиеся. Город хорошо видно. Ночью хмарь немного рассасывается, то ли в землю втягивается, то ли, наоборот, вверх поднимается, видно, особенно если луна светит хоть чуть. Дома в синеватом цвете. Улицы. Пустота.

Огонек.

Не очень далеко, километра, наверное, полтора. В одном из домов, на верхнем этаже, висит, не мигает. Кто-то. Вдруг меня посетило дикое желание – сбегать и посмотреть. Огонек в ночи, это же…

Это же дом. Печка. Запах дров. Снег и сияние в небе, и какие-то там зимние праздники, названия и порядок которых мы обязательно вспомним. Клюквенный сахар, мед и пряники. Никаких сушеных карасей, никаких вяленых лягушек, снегири за окном.

Скорее всего, ловушка. Следует соблюдать светомаскировку. Огонек ведь видно издалека, за полгорода. На него погань разная с большим удовольствием полезет. А тут зажег – и не боится. Значит, сам погань. Я вспомнил книгу про подводных обитателей. Про тех, кто в самой-пресамой глубине, докуда свет с поверхности вообще не доходит. У них вот языки есть, особые, со светляшками на конце, они эти светляшки зажигают и подманивают остальных рыб, а потом их жрут с превеликим успехом. Я представил – пустой дом, сидит пакость с огоньком на языке и подманивает. А зайдешь туда – и все, сожрет и косточки не выплюнет.

Так что мне этот огонек совсем разонравился. Ничего хорошего в нем, совсем ничего. Смерть.

Тут везде смерть.

Я вернулся в квартиру. Курок заканчивал приготовления, разбрызгивал вокруг скунса, воняло уже зверски, я подумал, может, не стоит здесь скунса, без него бы пересидели, ну, ладно.

Я вошел внутрь, запер дверь. Замок был соединен с системой засовов, по всем сторонам двери, надежно, крайне надежно. И вакуумный уплотнитель. Хорошая дверь.

Светло. Курок нашел ящик со свечами, расставил их по бутылкам, зажег. Пора ужинать.

Для приготовления пищи имелась керосинка и несколько канистр. Очень удобно, наварили пшенной каши, большой котел. Курок от голодной жадности сжег нёбо и язык, чмокал и шепелявил, однако остановиться не хотел, все ел и ел.

Надо приучать его к умеренности. Вериги, тропари, все, как полагается. Начну. Вот прямо завтра и начну…

Если честно, сам я тоже не удержался, слопал две обычные порции, так что в сон потянуло. А Курок, наоборот, впал в активность. Стал бродить по комнате, перебирать вещи на полках.

Я устроился возле стены, забрался в спальник

– Может, уберем его все-таки? – Курок кивнул на скелет.

– Да пусть сидит. Нечего хозяина беспокоить.

– Давай хотя бы диван сдвинем, стоит черт-те как…

Курок взялся за диван, толкнул. Звякнуло. За диваном потянулись цепи.

– Ого! – Курок налег на диван.

Цепи вели к крюкам, вмонтированным в стену, а заканчивались наручниками.

Забавный дед. Кого-то к стене приковывал…

– У него, наверное, в жену пришелец вселился, – предположил Курок.

– Что?

– Пришелец. Они всегда в мозг вселяются…

Курок голову потрогал.

– Или в легкие. А потом через грудь выбирается, я видел в книжках. Пришелец ей, значит, вселился, а мужику было жалко ее сдавать, вот он и решил ее лечить. Цепями привязал и лечил… А потом он понял, что ему ее уже не вылечить, и сбросил с балкона. Зачем ему тогда цепи?

Зачем ему цепи? Хотя кто его знает, может, действительно кто-то у него болел. А может, с ума сошла, ну, жена то есть. С балкона он ее не мог выкинуть, вот и держал, пока она не померла.

– Ладно, какая разница, – Курок вернул диван к стенке. – Сто лет назад было. И правда, может, зря мы его сдвинули. Нельзя покойников тревожить, примета плохая.

– Прыгни в люк, – ответил я. – Это же наш покойник, человеческий.

– Наш, не наш. Места тут маловато вообще…

Курок подошел к столу.

На столе глобус. Но не Земля, Землю я бы узнал, она синяя. А это черная. Хотя, может быть, теперь она такая и есть, с круглыми разноразмерными кратерами.