Именно красота определяет образ жизни каждого итальянца. Потому что это – любовь итальянского ремесленника к дереву, краске, металлу, камню, ткани. Ко всему, к чему он только может прикоснуться. Сам же итальянский ремесленник – человек скромный, простой и практичный. Он отлично знает свое дело и никогда ничего не делает просто так. Или для этой самой красоты. Ему не нужны ни музеи, ни модные показы. Ему важно, чтобы его труд оценили сеньор и сеньора, с которыми он хорошо знаком. Это он превратил целую страну в произведение искусства.

Так кто же они, настоящие итальянцы? Наследники древних римлян, поющие песни в Сан-Ремо? Любители макарон, побеждающие на конкурсах красоты? Они тысячу лет прожили под властью римских пап и создали самую большую Коммунистическую партию Запада. Они совершили революцию в кино и накормили пиццей весь мир. Заходите в музей, ресторан, церковь, бутик, садитесь за руль «Мазератти» или ныряйте в Средиземное море. Знакомство вроде бы состоялось. Собирательный образ сложился. А вот, например, что сами итальянцы думают о себе и на что они в первую очередь обращали внимание, говоря со мной об «итальяно веро».

– Мы – народ южный и очень живой, мы легко зажигаемся красивой идеей, каким-то начинанием. Поэтому сегодня тебе человек кажется гигантом, чемпионом, полным сил, а завтра ты видишь его павшим на землю, потому что он перегорел.

– Здесь, на юге Италии, мы особенно любим все покритиковать, особенно юг страны. Потому что мы и есть самое плохое из всего, что есть плохого и очень плохого в Италии, которая самая по себе – самая плохая страна в Европе. Вот так мы между собой говорим. Иностранцам, конечно, этого никто никогда не скажет. Но, между нами говоря, когда итальянцы говорят с итальянцами, мы все очень критикуем.

– Нельзя сказать, что итальянцы такие уж патриоты. На футбольном стадионе – да, конечно, патриоты. Но никак не националисты. Ну, вот разве что родным регионом мы все очень гордимся.

– Мы всегда жестикулируем. Например: «Как мне пройти?» – «Тебе туда, потом поверни направо, потом налево, ты понял?» Руки… если отрезать итальянцу руки, он вообще не сможет говорить.

– Еще мы часто поем. Когда кто-то рождается, умирает, когда нам грустно, когда мы что-то празднуем. Миллионы поводов, чтобы спеть.

– Думаю, что процентов девяносто итальянцев – католики. Но у нас у всех свои верования, свои убеждения. В этом сила нашего общества.

– У нас же в Италии принято всех кормить. Если нас в семье пятеро, то шестой человек лишним за столом не будет. Пять или шесть человек дела не меняет. Ведь лишние сто граммов пасты всегда найдется.

– Мой отец был невероятно щедрым человеком. Я не помню ни одного гостя, который ушел бы из нашего дома голодным и без какого-то дара. В этих маленьких традициях и кроется богатство нашей семьи. Нас всегда учили жить на благо других больше, чем для себя. Я считаю, что щедрость и гостеприимство – вот две самые главные характеристики «итальяно веро».

– Я думаю, что образ итальянца такой: это веселый человек с хорошим чувством юмора, он любит жизнь, любит вкусно питаться и развлекаться. Он элегантен! Он любит работать. Он все-таки «латинский любовник».

– Итальянки – самые красивые женщины в мире. Фантастические жены и матери, очень чувственные, которые наслаждаются каждым мгновением жизни. У нее просто нет страха перед жизнью – так я представляю себе итальянскую женщину. Она, как и мужчина, умеет соблазнять. Итальянцу нравится идея, что в каждую минуту может что-нибудь случиться. Вот такой – немного опасный тип. Ну да, я ведь тоже настоящий итальянец. Наверное.

Но, может, все-таки есть тот самый один «итальяно веро», который бы смог вобрать в себя черты каждого, отдельно взятого итальянца. В любом случае без еще одного «достойнейшего из достойных» эта книга была бы неполной. Я понял, что без письма в канцелярию римского Палаццо Мадама мне никак не обойтись. Письмо было грамотно составлено со всеми церемониальными изысками, спустя день получен автоматический ответ электронной почты о том, что адресат ознакомился с моей просьбой. Ну, или, скорее, кто-то из его окружения. Мне оставалось только ждать.

Мне было велено приехать на Сардинию в четверг вечером. Только в четверг, и только на этой неделе. «Иначе хозяина не застанете», – жестко сказали мне по телефону.

Хозяина застать уж очень хотелось. Уже несколько месяцев я вел всевозможные переговоры на всех уровнях. На каждом из них мне говорили, что сделают все возможное, что нужно только немного потерпеть: хозяин-то непредсказуемый. Но он вас обязательно примет, не волнуйтесь. Время шло, я старался не волноваться. Никто меня по-прежнему не принимал. Я уже потерял всякую надежду встретиться с тем, кто лучше всех подходит под описание «итальяно веро».

Исколесив всю Италию, встретившись и поговорив со стольким количеством настоящих итальянцев, я понял, что без него мне никак не обойтись. Персонаж уж больно колоритный. И я решил действовать с черного хода, логично рассуждая, что если главный герой не хочет со мной общаться лично, то я хотя бы расскажу о нем со слов близких ему людей. Так я вышел на Джанни Гамонди. Личный архитектор. Должность и статус, мягко говоря, странный, но и тот, у кого он работает, не прост.

Именно Джанни Гамонди настоятельно требовал мне приехать на Сардинию в ближайший четверг. «Поверьте, я сделал все, что мог, и я надеюсь, что все у нас сложится», – архитектор даже немного извинялся, при том, что ничем не был мне обязан. Скорее наоборот.

В аэропорту Кальяри меня встретил подтянутый пожилой мужчина. Он постоянно улыбался, говорил, что «все схвачено», что «ему здесь не просто все двери открыты, а у него от этих дверей ключи». «Цену себе набивает, – подумал я. – Пусть хотя бы на легендарную виллу пустит, а все остальное уже и не так важно». В этот момент я поймал себя на мысли, что Джанни Гамонди чем-то мне напоминает Сергея Михалкова. Тот же рост, та же благородная стать, усы и шейный платок. Не знаю почему, но именно такой примитивный образ у меня остался от автора «Дяди Степы» и трех версий отечественного гимна.

Джанни Гамонди начал мне объяснять диспозицию. «Сейчас приедем на виллу, хорошо, что рано прилетели, восемь утра, хозяин пока спит, так что я смогу вам все показать». Мы остановились у глухого забора. Снайперы по периметру, патрули карабинеров, несколько броневиков подразделений сухопутных войск. Архитектор постучал в ворота, сказал лишь: «Вот мы и приехали». Через минуту я уже пересаживался в электромобиль для гольфа. Никто из снайперов, карабинеров и пехотинцев не только не проверил мои документы, но даже не спросил, кто я. Увидев мое недоумение, Гамонди рассмеялся: «Это же моя вилла, я же ее строил. Я такой же здесь хозяин, как Сильвио».

Они дружны уже много лет. Джанни Гамонди и Сильвио Берлускони. Они познакомились еще в 1980-е. И с тех пор Гамонди строит все частные дома итальянского премьера. Первой была вилла на Бермудах, две следующие во Франции, на Лазурном берегу, потом четыре виллы на Антигуа. Это только малый список. Та, на которую привез меня Гамонди, – самая любимая хозяином. Знаменитая «Чертоза». «„Чертоза“ – потому что здесь есть внутренний двор с колоннами, который напоминает монастырь», – пояснял мне Гамонди. Мы стояли с архитектором во внутреннем дворе этого архитектурного сооружения, построенного немного в сардском, немного в тосканском стиле. Эклектичность виллы объяснялась желанием хозяина добавить черты колониальной архитектуры к местному колориту. «Только не шумите», – вдруг сказал мне Гамонди. «Еще только половина девятого, хозяин может проснуться. Вот, смотрите, в этой части располагается персонал – охранники, пилоты, водители. А вот в этой части внизу и наверху – жилые комнаты, но туда я не могу вас отвести – сейчас здесь Берлускони со всей семьей».