Но больше всего радует глаз иностранца все-таки не еда. А те, кто ее готовит и ест. Рим диктует стандарты человеческой красоты уже не первое тысячелетие. Этих стандартов в Италии собралось так много, что иногда они начинали ссориться между собой. Две великие актрисы, создавшие историю итальянского кино, Джина Лоллобриджида и Софи Лорен. Обе победительницы конкурса «Мисс Европа», обе, первые в мире, застраховавшие свою грудь. Софи за 120 тысяч долларов, Джина в пять раз дороже, за 600 тысяч. Согласитесь, выбрать из них лучшую, под силу только слепому. Но королевы красоты требовали от страны невозможного. «Она всегда играет простушек. А я – только леди», – заявляла Джина. Реагировала Софи так: «Старших-то не критикуют!» Дело чуть не дошло до публичного раздевания, когда Софи заявила, что Джина подкорректировала свой бюст. Публика была в восторге. Победила все-таки Лорен. Не из-за бюста, а именно из-за простушек, которых играла в кино. Ее самая знаменитая фраза о собственной внешности: «Не могут быть красивыми глаза, которые ни разу не плакали». Для Дольче и Габбана этот исторический киноспор о красоте – из разряда абсурда. Перед ними выбор никогда не стоял. «Если бы была жива Анна Маньяни, мы одевали только одну ее. Это великая женщина. А сейчас из итальянских актрис мы одеваем Софи Лорен и Монику Белуччи». «А Джину?» – не унимался я. «Джину?.. сменим лучше тему, ок?» Вопрос был закрыт. Даже из самых отъявленных красавиц итальянцы выбирают ту, чьи глаза скажут им больше. Талант за бюстом от них нельзя утаить.

Неудивительно, что высоту лба и длину шага в этой стране уже шестой век вычисляют по автопортрету Леонардо да Винчи. Идеальное телосложение должно принадлежать гению. А просто красивое – герою. Давида Микеланджело в свое время заказала гильдия торговцев шерстью. Поначалу горожане хотели украсить собор, но, увидев, что получилось, решили поставить статую поближе к городскому совету. И не потому, что Давид поразил их своим мышечным строением, а потому, что тремя годами раньше республика чуть не пала под натиском папских войск. И с тех пор каждый житель чувствовал себя Давидом в ожидании новой схватки с Голиафом.

А вот идеальная женщина тоже нарисована не для красоты. На этот раз – для мужа. До альбомов с фотографиями было еще далеко, а воспоминания сохранить хотелось. Синьор Франческо дель Джокондо был бы страшно удивлен, узнав, сколько разнообразных достоинств и грехов разглядит человечество в Лизиной улыбке в следующие пятьсот лет. Единственная загадка, которая мучила настоящих средневековых ценителей: как он умудрился написать так похоже? Ведь Джоконда – это первое живое человеческое лицо в истории живописи. После Леонардо их было множество, но технику изобрел он. А вот загадочную улыбку придумали иностранные искусствоведы. Для итальянских родственников Лизы никакой загадки тут не было и нет!

Я приехал в имение «Кузона», что под Флоренцией. Оно существует аж с 994 года, то есть возникло спустя всего шесть лет после крещения Руси. Роскошный замок, утопающий в зелени старинного парка, винодельческое хозяйство, производящее кьянти, и очаровательная хозяйка. Православная итальянка с русскими корнями и душой, княжна Наталья Строцци училась в питерской «Вагановке». Сейчас она занимается вином, и именно ее, как, впрочем, и ее сестру, официально считают потомками Моны Лизы. Точнее, пятнадцатым поколением по прямой линии. «Она вышла замуж за Франческо дель Джокондо. Отсюда и имя Джоконда. У них было пятеро детей, и наш род происходит от одного из сыновей, которого звали Андреа». Наталья мне поведала об удивительной родословной, показывала свое поместье, рассказывала о вечной вражде семейств Строцци и Медичи. «Знаете, что единственно хорошего делали Медичи? Они пили наше вино. А так они нас ненавидели, отправляли в ссылки, уничтожали. А сейчас у нас в парадном зале висят их портреты!» «Зачем? – спросил я. – Это же какой-то исторический мазохизм». Наталья Строцци рассмеялась: «Наоборот. Это наша месть. Рода Медичи больше не существует, а мы, Строцци, живем. И они смотрят на нас, как мы сидим и обедаем за столом, как нам хорошо, в отличие от них». Боже мой, спустя века родовая вражда все еще сильна в этой стране! Впрочем, именно в этот момент мое внимание привлекла фотография: Наталья Строцци на фоне своей великой родственницы. «Мне тогда сказали: сядьте как она, попробуйте улыбнуться как она. Я, конечно, этого не делала специально. Но все равно получилось похоже. А вот сестра на Мону Лизу абсолютно не похожа. Вот так мне повезло». Я пытался поймать это удивительное и вполне уловимое, сходство. Тот же овал лица, те же глаза и главное…

улыбка. Наталья Строцци на фотографии улыбалась еще менее заметно и еще более загадочно. Впрочем, Наталья Строцци меня тут же поправила: «Да не улыбается она! С чего вы все это взяли! У нее просто блаженное выражение лица». Но я все-таки настойчиво требовал от княжны ответа на вопрос: «Чему улыбается Джоконда?» В конце концов балерина-винодел сдалась: «Ну хорошо, если пошутить, то, наверное, она просто выпила нашего отменного вина». «Ну а если серьезно? – не унимался я. – Откройте, наконец, и тайну улыбки, и вашего родства». «Ну хорошо. Она счастлива, потому что только родила. Документы подтверждают, что портрет этот был сделан сразу после родов. Наверное, радость материнства – это и есть ее счастье».

Почему же все, в чем они живут, варят кофе или суп, все, на чем они спят или сидят перед телевизором, все, чем они освещают дома и улицы, на чем ездят по дорогам, все, что они пьют, едят и надевают на себя… такое красивое?

Я сидел на красном плюшевом диване в гостевой зале дома-ателье Доменико Дольче и Стефано Габбана. Между нами, виляя хвостом, лениво фланировал черный лабрадор. Именно здесь, в этих помпезных и одновременно дизайнерски-изысканных интерьерах, говорить о красоте, в которой существует «итальяно веро», было более чем логично. Тон задал Стефано.

– Да потому, что мы все сыновья Леонардо да Винчи, как бы ни странно и ни претенциозно это звучало. Итальянская красота для меня лично – это классическая красота, которая никогда не надоест. Во всем! И не только в моде или внешнем виде. В архитектуре, живописи, музыке.

– Во всех искусствах красота классическая. Я с тобой согласен. Но почему только Леонардо? Бернини, например. Его скульптуры всегда прекрасны: в них нет ничего лишнего. Так что во всех нас есть гены еще и Бернини, и Караваджо, и Микеланджело, и Верди.

Да, такой родословной можно только позавидовать. То, чем живет «итальяно веро» сегодня, начало создаваться еще в Средние века. Настоящий, пусть и богатый, итальянец хотел построить красивый дворец, украсить его самыми лучшими картинами. Именно итальянцы сохранили эти вековые традиции, которые сегодня воплотились в промышленном дизайне, например. К тому же красота Италии – это еще то, что вы вдыхаете – ее воздух. Именно тот, которым дышали древние римляне или творцы эпохи Возрождения. И пусть сейчас этот воздух стал намного грязнее. Даже несмотря на чудовищную экологию, в нем по-прежнему есть энергия, которая никогда и никуда не исчезает.

У итальянцев есть вкус, который невозможно скрыть ни за каким богатством. Поэтому они живут в красивых городах. Шедевры мировой живописи для них превращаются в страницы семейного альбома. Да и чтобы оценить красоту, никакой экскурсовод итальянцам не нужен. Их воображения хватило бы на всю мировую моду, но они не делают из одежды культ, предпочитая элегантный крой, крепкую подкладку и, на худой конец, Дольче с Габбаной. Пока весь мир гоняется за их «Феррари», они, не торопясь, добираются на работу на мотороллере. Потомки древних римлян с рождения понимают слово «классика». Итальянская еда красива, потому что итальянцы любят ее есть. Они не скрывают своих сильных чувств. Наоборот, делятся ими с любым желающим на рыночной площади.