— Я не знаю…

— Ну, давай. Ты ему нравишься. Он глаз с тебя не сводит на всех уроках английского. И я знаю, что тебе он нравится тоже. И вообще что ты имеешь против калифорнийцев?

Минуту все тихо, и единственный звук — громкое дыхание лошади.

— А что происходит между тобой и моим братом? — спрашивает Венди. Абсолютно неожиданно.

— Твоим братом? Что ты имеешь в виду — происходит?

— Выглядит так, будто между вами что-то есть.

— Ты шутишь, правда? Мы терпеть друг друга не можем, ты же знаешь.

— Но он тебе нравится, разве нет?

Моя челюсть отпадает. — Нет, мне… — я останавливаю себя.

— Тебе нравится Кристиан Прескотт, — заканчивает она, выгибая бровь. — Да, я знаю. Но он же как божество. Ты можешь поклоняться богам, но не встречаться с ними. На таких парней ты просто смотришь издали.

Я не знаю, что сказать. — Венди…

— Пойми, я не подталкиваю тебя к своему брату. Это для меня тоже странно, честно говоря, что моя лучшая подруга встречается с моим братом. Но хочу сказать тебе, если тебе интересно, что я отнесусь к этому нормально. Смогу принять этим. Если ты хочешь встречаться с ним…

— Но я даже не нравлюсь Такеру… — заикаюсь я.

— Ты ему нравишься.

— Ты шутишь, наверное.

— В начальной школе разве ни один мальчишка не щипал тебя за руки?

— Такер в старшей школе.

— Поверь, он все еще в начальной, — отвечает она.

Я уставилась на нее. — То есть ты хочешь сказать, что Такер ведет себя как придурок, потому что я ему нравлюсь?

— Очень похоже.

— Не может быть.

Я недоуменно трясу головой.

— Ты никогда не думала об этом?

— Нет!

— Хм… — говорит она. — Я не буду стоять на вашем пути и все такое.

Мое сердце бешено бьется. Я сглатываю. — Венди, мне не нравится твой брат… Не в этом смысле. И ни в каком смысле, честно говоря. Без обид.

— Без проблем, — она привычно пожимает плечами. — Просто хочу, чтобы ты знала, что я нормально отнесусь к этому, тебе и Такеру, если вы когда-нибудь будете вместе.

— Никаких меня и Такера нет, ок? Поговори о чем-нибудь другом?

— Конечно, — отвечает она, но по ее взгляду понимаю, что она может еще многое сказать на эту тему.

(Переводчик: Inmanejable; Редактор: [unreal])

— Можно я одену это сама? — спрашиваю я.

— Одень то, что сможешь, — отвечает Анжела, — и я помогу с остальным.

Я смотрю на платье и на все его многочисленные детали, которое висит на вешалке в раздевалке «Розовой подвески».

Оно выглядит очень сложным. Может нам с Анжелой следовало все-таки сделать проект по Монс.

— Как долго я буду носить это завтра? — говорю я, подтянув шелковые чулки и связав их лентой под коленом.

— Не долго, — отвечает Анжела. — Я помогу тебе правильно его надеть перед показом, а затем ты его будешь носить в течение всей презентации.

— Просто знай, это может убить меня. Мне, возможно, придется пожертвовать жизнью ради тебя, чтобы ты просто получила хорошую оценку за этот проект.

— Какая ты благородная, — говорит она.

У меня возникает трудность с корсетом и длинными сумасшедшими нижними юбками. Затем я беру вешалку с платьем и иду на сцену.

— Думаю, мне нужно одеть сначала корсет, а потом все остальное, — говорю я.

Она вскакивает, чтобы помочь мне. Вот одна черта Анжелы: она ничего не делает наполовину. Она затягивает шнурки.

— Не так сильно! Мне все еще нужно дышать, помнишь?

— Хватит ныть. Тебе повезло, что мы смогли найти настоящий ус для него.

К тому времени, как она одевает мне верхнее платье, я чувствую, что на мне все вещи, которые смогли найти в «Подвязке».

Анжела ходит вокруг меня и поправляет платье, чтобы быть уверенной, что все правильно. Она делает шаг назад.

— Вау, это хорошо. С макияжем и укладкой, ты будешь выглядеть так же как королева Элизабет.

— Великолепно, — говорю я без энтузиазма. — Я буду выглядеть, как бледнолицая шлюха.

— О, я забыла воротники!

Она прыгает со сцены и бежит к картонной коробке на полу. Она достает оттуда жесткий круглый воротник, который выглядит так же, как те, которые надевают на собак, чтобы они не лизали себя. И еще два для запястий.

— Никто ничего не говорил о воротниках, — говорю я, отступая назад.

Она подбегает ко мне. Ее крылья раскрываются со вспышкой и взмахивают пару раз, легко неся ее по сцене, а затем исчезают.

— Позёр.

— Не дергайся, — она делает финальную сборку на конце моего рукава. — Моя мама гений.

Как будто по команде Анна Зербино выходит из коридора с кипой столового белья. Она останавливается в проходе, когда видит меня.

— Это подходит, — говорит она, ее скучные темные глаза осматривают меня сверху вниз.

— Это великолепно, — говорю я. — Спасибо тебе за всю эту трудную работу.

Она кивает.

— Ужин готов. Лазанья.

— Хорошо, мы закончили с примеркой, — говорю я Анжеле. — Сними с меня все.

— Не так быстро, — шепчет Анжела, глядя на маму через плечо. — Мы еще не провели наше исследование.

Она так предсказуема. Всегда с исследованиями ангелов.

— Да, ладно, — шепчу я в ответ. — Лазанья.

— Мы придем, мам, — говорит Анжела. Она делает вид, что возится с моим воротником, пока ее мама не покидает театр. Как только снова мы остались одни, она говорит — Я поняла что-то хорошее, хотя.

— Что?

— Ангелы, — я имею в виду, чистокровные ангелы, — все мужчины.

Мужчины?

— Среди Интэнджа нет женщин.

— Интересно. А теперь помоги мне вылезти из этого платья.

— Но я думаю, что ангел может стать женщиной, если захочет. Я верю, что они могут изменить форму, как оборотни, — говорит она, и ее золотые глаза двигаются с волнением.

— Так что они могут стать кошками, птицами или кем-то другим.

— Да, но не более того, — говорит она. — У меня есть другая теория.

— О, пошло-поехало, — из меня вырвался стон.

— Я думаю, что все истории о таких сверхъестественный созданиях, как вампиры, веровольфы, приведения, русалки, инопланетяне, как ты их называешь, могут быть придуманы ангелами.