из своих дочерей стать забадаркой. – Я прикусил язык. – Я не хотел вас оскорбить. Мне нравятся забадары. Я всегда предпочту проводить время с воином-конником, чем с каким-нибудь откормленным нюней. Но я видел детей шаха в Костани. Они не похожи на вас.

– Я больше дочь своей матери, чем отца. – Она поморщилась, будто проглотила что-то горькое. – Не думаю, что кто-нибудь из них еще жив.

– Мне жаль, ваше высочество, – сказал я. – Я обременил вас своими печалями, даже не подумав, что вы несете собственные.

– Нет нужды в формальностях. Все забадары гордо восседают на своих лошадях.

– Как же тогда мне тебя называть?

– Мои имя Сади. – Она оглядела меня. – А ты Кева. Тот самый Кева.

– Разочарована?

Она покачала головой и улыбнулась. Самое теплое, что я видел за много дней.

– Нисколечки.

На следующий день я проснулся на рассвете и отправился в лес. Здешние птицы не походили ни на одну из известных мне. У некоторых были узкие клювы, торчащие, как рога; птицы стучали клювами по коре деревьев. Мне нравился звук, который они издавали, – «тук-тук-тук».

Я наткнулся на место, где жило семейство черепах. Должно быть, пруд казался им целым миром, такими они были маленькими. Вот бы я мог так же не замечать большой мир.

Затем я вышел на поляну. Среди желтой травы цвели голубые цветы. Лепестки с ароматом весенней воды разносило ветром. Журчал ручей, уводивший обратно в лес.

Я нашел пустой участок среди поля цветов и стал копать. Я копал и копал, как делал много дней подряд, пока яма не стала достаточно глубокой для тела.

Я набрал в ладони воды из ручья. Хотя тела не было, я обмыл ее. Я обмыл волосы, лицо, руки и ноги. Собрал голубые лепестки и обернул в них тело, а затем опустил его в яму.

– Лат мы принадлежим, и к ней мы возвращаемся.

Я засыпал яму голубыми лепестками и землей. Никогда не забуду это место. Святилище Мелоди.

Обернувшись, я увидел Сади. Сегодня она не была похожа на забадарку. На ней была одежда Селуков из белого и желтого шелка, расшитая рубинами, яркий блеск которой не мог сравниться с сиянием ее темно-рыжих волос.

– Ты выглядишь иначе, – сказал я.

– Просто примерила кое-какие старые вещи. Они понадобятся мне в Лискаре. – Она опустилась на колени на траву, янтарные глаза подчеркивал коль. – Чье это святилище?

– Моей дочери. – Слова было трудно проглотить. – Тебе она бы понравилась. Она была забадаркой по духу… и немного глупой.

Сади хихикнула и прикрыла рот.

– Прости.

– Нет, она любила смеяться. Смех лучше, чем слезы.

– Как ее звали?

– Мелоди. Странное имя.

– Прекрасное имя.

Царственные одежды Сади запятнала грязь, но ей, похоже, было все равно.

– Я убью человека, который это сделал. – Мои руки задрожали. – Неважно, чего это будет стоить. Я спущусь в адский огонь. Я заключу сделку с Ахрийей, если нужно. Даже ценой своей души я убью его.

Сади взяла мои руки в свои. Ее прикосновение успокоило дрожь.

– Пойдем с нами, и мы сделаем это вместе.

– Лискар в другой стороне.

– Ты собираешься штурмовать стены Костани в одиночку?

– Если так нужно.

– В Лискаре мой брат. Его провозгласят шахом, янычары и забадары соберутся вокруг него. Гулямы из Аланьи, хазы из Кашана пересекут пустыни и джунгли, чтобы ответить на призыв. Вместе мы возьмем Костани, как сделал Утай.

Все это походило на сказку. Она правда думает, что будет так легко? После того как Утай взял Костани, наш народ удерживал ее три столетия. Уверен, что имелась кучка крестесцев, считавших, что они заберут ее обратно еще при их жизни.

– Ты делай как знаешь. – Я отдернул руки и погрузил их в теплую землю. Я представил внутри тело Мелоди, успокаивающее землю своим светом и огнем. – А я не забадар, и твой отец отчислил меня из янычар. Я – свободный человек. Свободен принимать собственные глупые решения. Свободен умереть, пытаясь убить человека в два раза сильнее себя.

Янтарные глаза Сади вспыхнули.

– Ты хочешь убить Михея Железного или умереть, пока будешь пытаться это сделать? Потому что есть разница между отмщением за смерть дочери и неудачной попыткой отмщения.

Я рассмеялся и покачал головой.

– Брось на него всех своих лошадей и армии – мы все равно проиграем. Лучше проиграть быстро, чем медленно.

Она схватила меня за плечи и тряхнула.

– Мой отец рассказывал о тебе, Кева. Сотня закованных в доспехи крестеских всадников прорвали ряды янычар и устремились к лагерю моего деда. С одним лишь копьем, пеший, ты свалил десяток рыцарей с коней, мой дед выжил и смог продолжить битву.

– Их было только шестеро. Я приукрасил.

На самом деле их было четверо.

– Как и все великие люди. Ты думаешь, Утай переносил корабли через горы?

Я со смехом повалился в цветы.

– Не сравнивай меня с Утаем, ладно? В юности я был хвастуном и умел пускать колечки дыма. Сейчас я еще хуже: я бесполезен. Слишком толстый и неповоротливый, чтобы сражаться, мои рефлексы притупились. Мне нечего предложить, кроме безнадежной попытки отомстить, и она не может ждать.

Сади склонилась надо мной. Что она сделала со своим платьем? Белый шелк пропитался грязью.

– Как сказала бы моя мать-аланийка, в тебе есть рух, Кева. Дух, который может перенести корабль через гору. И он нам нужен. Тебе, может быть, не нужна наша помощь, чтобы умереть, это и так легко, но нам нужны такие, как ты, чтобы сражаться на этой войне.

С этими словами она ушла. Я лежал в голубых цветах и дремал. Я хотел увидеть Мелоди и Лунару, как мы втроем готовим завтрак в моем домике в Томборе. Я купил ягненка, выпотрошил и разрубил его, а Лунара помешивала жаркое. Мелоди нарезала лук. Но фантазия нереальна, и разум это понимает. Хотя сон кажется таким же реальным, как сама жизнь.

Мне следовало бы знать, что даже джиннам, нашептывающим нам сны, все равно, чего я хочу. Я очнулся ото сна без видений и вернулся в лагерь.

Забадары занимались своими делами среди юрт. Одни кормили лошадей, другие готовили мясо. Кузнец стучал по наковальне – ковал наконечник копья. Ему следовало бы сделать аркебузу. Даже быстрым забадарам на лошадях тяжело придется против скорострельного оружия Михея.

Я нашел Сади плачущей в своей юрте. Она прижимала к груди свиток и колотила другой рукой по земле. Я обнял ее. Она рыдала на моей груди и била меня.

– Он убил их всех! – кричала она.

Я развернул свиток. На нем было начертано более тридцати