– Может, он привез решение императора касательно судьбы шаха.

Я держал шаха в подземелье, где постелью ему служила вонючая куча сена. Беррин приходил посмеяться и поиздеваться над ним. Я не говорил на сирмянском и не понимал его оскорблений. Но они были недостаточно остроумными, чтобы шах нарушил молчание.

– Ты слишком одержим этим развратником, – хмыкнул я. – Мы уже устроили ему наказание в тысячу раз хуже смерти.

Беррин склонил голову.

– Мои извинения, Великий магистр. – Мы, этосиане, кланяемся только ангелам; он забыл об этом и обратился к сирмянским обычаям. – Но он сам еще жив. Разве это справедливо?

– Выпрями свою треклятую шею. – Жаль, у меня не было другой тарелки, чтобы швырнуть в него. – Для меня шах все равно что мертв, ты понял?

– Как скажешь, Великий магистр. Но для чего покойнику голова?

– Сосредоточься, Беррин! У нас заканчивается еда. Забадары выставляют нас дураками. Иди и сделай с этим что-нибудь.

– Слушаю и повинуюсь, Великий магистр.

Он снова поклонился. Старые привычки в трудную пору всегда возвращаются.

– Клянусь, если ты еще раз согнешь шею, я снесу с нее голову. Приведи ко мне патриарха и не возвращайся, пока не разберешься с забадарами.

Мне было неприятно ругать Беррина. Я доверял ему, как никому другому. Он горячо любил Архангела. Но не горела ли его ненависть к шаху ярче, чем любовь к Архангелу? Это тоже своего рода богохульство.

Я отправился в баню. Смыв недельную грязь и мертвую кожу, я облачился в одежду, которую когда-то купила покойная жена, черную тунику с золотой отделкой и мягкие голубые штаны, а сверху накинул сине-золотую мантию с сапфировыми побрякушками. Меня воспитали в убеждении, что люди – это стадо, а патриарх этосианской церкви – его пастырь. Мы никогда не встречались. Его избрали патриархом после того, как прежний умер от потливой горячки незадолго до моей кампании в Эджазе. Но мой опыт общения со священниками никогда не был положительным. А поскольку патриарх был самым высокопоставленным из них, я представлял себе его самой большой мразью.

Станет он попрекать меня за сожжение епископа Иоаннеса? Вполне возможно. Похвалит ли за возвращение нашего священного города? Я на это надеялся. Я уже жаждал его одобрения, словно он был моим отцом. Наверное, именно поэтому его называли патриархом. И я ненавидел себя за это, ведь единственное одобрение, которое нужно искать, исходит от Архангела, все остальное – лишь нечистота в сердце. Хотя я солгал бы, сказав, что не скучаю по отцу…

Ангельская песнь, исполненная ангельскими голосами, – самый благостный звук. Мужчины-хористы вошли в большой зал слева, а женщины в белых платьях – справа. Патриарший хор заполнил Небесный дворец, и он стал святым местом. Они пели в унисон, и от их голосов у меня на глазах выступили слезы.

Я не успел вытереть их. Передо мной с широкой улыбкой на лице стоял патриарх. Он не стал пожимать мне руку, а обнял и не отпускал, пока я не перестал плакать.

Неужели я предвзято отнесся к отцу нашей веры и он был хорошим человеком?

– Грех, что мы так долго не встречались, – сказал патриарх. У него были седые волосы, и он даже внешне напомнил мне отца. Обычный долговязый старик. – Я шучу, конечно. Архангел устроил нашу встречу как раз вовремя.

– Патриарх Лазарь. – Я поцеловал его руку, как подобает доброму сыну. – Вы оказали мне честь Ангельской песней. Простите, что не смог сдержаться.

– Что может быть милее Архангелу, чем мягкое, кровоточащее сердце верующего? Разве Архангел не плачет над человечеством?

Я смотрел на богомерзкого золотого павлина с рубиновыми глазами. Как жаль, что я не успел переплавить его. В отличие от гимнов хора, парамейские стихи на стенах вовсе не были святыми.

– Прости меня за этот зал. Мне не хватило времени очистить его от лжи и идолов.

– Не тебе просить у меня прощения, Михей Железный. – Патриарх поморщился, опускаясь на колени, но остановил меня, когда я попытался помочь. Встав на одно колено, он поднял голову и сказал: – Перед лицом ангелов и людей я прошу у тебя прощения.

Я покачал головой. В глазах до сих пор стояли слезы.

– Как может пастырь просить прощения у агнца?

– Потому что я усомнился в тебе. – Настала очередь патриарха плакать. – Я не верил, что ты возьмешь этот город и очистишь его от скверны.

Я помог ему подняться на ноги.

– Это сделали ангелы. Я был всего лишь их орудием.

Его слезы уже высохли. Патриарх улыбнулся:

– Как и все мы.

Рука об руку, словно апостолы тысячу лет назад, мы поднялись по ступеням Ангельского холма. Совсем недавно я приказал паладинам убрать из храма богохульство и ложь. Я открыл двойные двери и вместе с патриархом вошел в самое святое место этосианской веры.

Парамейскую вязь закрасили крестеским пурпуром. Сквозь витражи лились красные, зеленые и золотые лучи. Латиане молились на полу, так что нам придется установить скамьи. Сегодня Ангельский холм был пуст и готов к наполнению святыми реликвиями и гимнами. Но я предоставил это патриарху.

Я помог ему опуститься на колени. Он прижал голову к полу и поклонился. Я сделал то же самое. Мы целовали холодный камень и молились.

Хотя языком произносил другие слова, в сердце я молился за Ашеру. Я умолял Архангела вернуть ее. Вместе мы совершили великое благо, вернув Костани, и могли бы совершить еще больше, но я ничего не слышал от Айкарда с тех пор, как поручил ему найти ее.

– Отведи меня в склепы, – сказал патриарх дрожащим от пыла голосом. Его глаза были глазами мальчишки, узревшего славу Архангела. – Я должен увидеть наши святыни.

– Склепы пусты. Реликвий нет. Мы не знаем, куда их унесли.

– Значит, наши испытания не окончились. – Губы патриарха дрожали. Голос стал хриплым. – Мы не можем считать, что вернули себе это место, пока реликвии не окажутся там, где им следует находиться.

– Даже если мне придется срыть этот безбожный горный город, который они называют Зелтурией, я верну наши реликвии.

Патриарх взял меня за руку.

– Ты воистину воин, прошедший обряд в тяжелой воде Священного моря. Если ты поведешь наши армии, я верю, что увижу Слезу Архангела, прежде чем умру.

От Зелтурии нас отделяли семьсот миль кишащей латианами земли, а патриарх был стар. И все же я верил, что однажды завоюю эту землю, найду Слезу Архангела и заставлю его и всех этосиан гордиться. Отец рассказывал мне перед сном о чудесах Слезы, и я мечтал подержать ее в руках. Отвоевав Костани, я надеялся, что она