Спина шедшего впереди них Уэйкфилда напряглась.

— Но Артемис… — в растерянности пробормотала Феба.

— Вот мы и пришли! — громко провозгласила мисс Пиклвуд.

Оглянувшись, Артемис обнаружила, что мисс Пиклвуд стояла в шаге от нее — пожилая леди, казалось, подкралась к ним с Фебой.

— Итак, ваша светлость, — весело обратилась мисс Пиклвуд к герцогу Скарборо, — мне кажется, я когда-то подслушала, как вы рассказывали моей кузине, покойной герцогине, какие-то ужасно интересные истории о привидении аббатства. Не освежите ли мою память?

— Ваша память, миледи, остра как бритва. — Скарборо галантно поклонился пожилой даме.

— О, милорд, расскажите нам какую-нибудь историю! — Пенелопа захлопала в ладоши.

— Хорошо. Но моя история очень длинная, миледи, — предупредил герцог. Достав из кармана носовой платок, он вытер им один из огромных камней, — вероятно, когда-то из таких были сложены стены аббатства, — потом расстелил на камне платок и с поклоном сказал: — Прошу вас, занимайте это место.

Когда все леди нашли для себя места — только Артемис предпочла стоять, — слуги, с плетеными корзинами сопровождавшие гостей, начали разносить вино и маленькие пирожные.

— Итак, — начал Скарборо, приняв эффектную позу (он широко расставил ноги, одну руку небрежно засунул между пуговиц жилета, а другой указывал на руины), — когда-то это было богатое и могущественное аббатство, населенное монахами, которые дали обет молчания…

Артемис не прислушивалась к рассказу Скарборо. Окинув собравшихся гостей быстрым взглядом, она начала медленно перемещаться за их спинами. Проскользнув позади миссис Джиллетт, она ненадолго остановилась, затем двинулась дальше — туда, где стоял Уэйкфилд.

— Когда же девушка проснулась, монахи подали ей самую изысканную еду, но, разумеется, никто из монахов не разговаривал, потому что все они хранили обет молчания…

Обходя огромный камень, нижняя часть которого была скрыта травой, Артемис смотрела под ноги, поэтому и не заметила, что герцог уже некоторое время следил за ней.

— Что это вы делаете? — прорычал ей в ухо Уэйкфилд и крепко сжал ее руку повыше локтя.

Артемис не стала отвечать, и герцог тотчас же увлек ее туда, где еще оставалась часть стены. В результате они оказались за спинами гостей, и их почти никто не видел. Однако мисс Пиклвуд все же заметила их и вскинула голову, чем-то напоминая разъяренную сторожевую собаку. Но Уэйкфилд взглянул на нее неодобрительно и покачал головой. После чего настойчиво потянул Артемис еще дальше — в заросли деревьев, окаймлявших развалины аббатства. Когда же они оказались под покровом ветвей огромных деревьев, крепко сжал ее плечи и проговорил:

— Что у вас случилось?

— Он умирает, — прошептала Артемис с дрожью в голосе. — Я получила письмо только около полудня, потому что Пенелопа не сочла его достаточно важным, чтобы отдать мне раньше. Аполло умирает… в этой проклятой тюрьме.

Сжав зубы, Максимус всматривался в ее лицо.

— Но у меня нет наготове экипажа, чтобы вы тотчас же могли выехать в Лондон. К тому же дороги…

Она отвесила ему звонкую пощечину и прошипела:

— Нет, это вы должны поехать в Лондон. Вы должны освободить его. Вы должны спасти моего брата, потому что если вы этого не сделаете, то клянусь, я погублю и вас, и все ваше…

— Сучка, — буркнул он. И впился поцелуем в ее губы.

Но в поцелуе не было ни капли нежности, он набросился на ее губы как мародер — грубо и требовательно. Что ж, если прежде она считала его холодным, как лед, то теперь этот лед растаял от огня его ненависти.

И все же в этом поцелуе было нечто такое… Артемис не могла бы сказать, что именно, но чувствовала, что трепещет в его объятиях. А он крепко прижимал ее к себе, и при каждом вдохе Артемис ее груди упирались в его жилет. Да, он не был нежным и совсем не был романтичным, но, несмотря на это, она чуть не лишилась сознания, чуть не сдалась под натиском его ярости, чуть не забыла обо всем на свете, — но все-таки вовремя вспомнила о брате, который нуждался в ней.

Тяжело дыша и стараясь подобрать слова, она попыталась отстраниться, но герцог крепко сжимал ее плечи, не отпуская далеко от себя.

— Я ничего не должен делать по вашему приказанию, мисс Грейвс, — проговорил он, глядя ей в глаза. — Я герцог, а не ваша комнатная собачонка.

— А я здесь и сейчас — Артемида, а не мисс Грейвс, — объявила она. — И вы будете делать то, что я говорю. Потому что если нет… то я тогда постараюсь… сделать так, что вы станете посмешищем всего Лондона, и вам придется навсегда покинуть Англию.

Глаза его вспыхнули от ярости, и на какое-то мгновение у Артемис возникла уверенность, что он ее сейчас убьет. Но герцог просто грубо встряхнул ее, так что кружевная косынка соскользнула на землю.

— Прекратите требовать… Вы, мисс Грейвс, не имеете на это права.

Ее грудь пронзила боль — такая острая и такая холодная, что на долю секунды ей показалось, что он нанес удар кинжалом, а не словами. И в тот же миг Артемис почувствовала, что глаза ее наполняются слезами, а губы дрожат.

Аполло умирает…

— Пожалуйста, Максимус, прошу вас, — прошептала она. — Я больше не буду выводить вас из себя. Буду оставаться в стороне и всегда ходить в чулках и туфлях. И я больше никогда не зайду в ваш пруд, никогда больше не побеспокою вас — только, пожалуйста, умоляю вас, спасите моего брата.

Тут герцог молча отстранился от нее, посмотрел в глаза столь пристально, что она невольно зажмурилась. По-прежнему слышался голос Скарборо, продолжавшего где-то в развалинах рассказывать свои глупые истории. И слышались звонкие птичьи трели, слышался шелест вековых деревьев… Но она не слышала… его.

Возможно, герцога уже не было с ней рядом. Или же он был просто плодом ее воображения.

Артемис в панике открыла глаза.

Максимус смотрел на нее с совершенно непроницаемым выражением — как будто лицо было вытесано из холодного камня. Да, лицо его оставалось совершенно бесстрастным, но глаза… В них горел неистовый огонь, и Артемис, увидев этот огонь, тотчас же поняла: сейчас решится судьба ее брата.

Богиня никогда не должна умолять — эта мысль, простая и ясная, полностью владела сознанием Максимуса. А все остальное — его титул и прочее, — все это казалось чем-то совершенно незначительным.

Все еще ощущая вкус ее губ, он кивнул и произнес:

— Хорошо.

Артемис в растерянности заморгала.

— Что? — ей казалось, что она ослышалась.

— Я это сделаю. — Он повернулся и пошел к развалинам, уже составляя план действий.

Внезапно плеча его коснулись пальцы Артемис.

— Так вы вызволите его из Бедлама?

— Да.