Уговорами Алекс заставила его пройти в кабинет.

– Я зажгу настольную лампу – так нам будет удобнее.

Она протянула руку и нажала на выключатель. Справа от него была еще одна кнопка. Ее доктор Торн нажала дважды.

Комната была погружена в глубокие интимные сумерки. Алекс подвела Шейна к креслу для посетителей. Он уселся.

Ей надо всего несколько минут! Помощь меньше чем в двух милях от них. Ей надо навсегда закрыть этот вопрос, и план был ей кристально ясен.

Алекс сняла с него куртку и положила ее на стол между ними.

– Ты хочешь, чтобы я начала помогать тебе, Шейн? – спросила она мягким голосом.

Ничего не отвечая, юноша продолжал, не отрываясь, смотреть на нее.

– Если ты мне позволишь, то я могу все исправить. Мы можем начать прямо сейчас, а потом я позвоню Дэвиду, и ты сможешь вернуться в Хардвик-хаус. Ведь ты этого хочешь, нет?

– А я смогу? – На лице его появилось сомнение.

– Ну, конечно, сможешь, – доктор Торн решительно кивнула. – Ведь это ты сам решил уйти. А твоя комната все еще ждет тебя.

– И вы это сделаете? – Шейн посмотрел на нее с недоверием.

– Я сделаю все, чтобы тебе помочь, – у нее была ободряющая улыбка. – Ведь ты же мой друг!

Лицо парня сморщилось, и он опустил голову на руки.

– Боже мой, Алекс, я так жалею о том, что сделал! Я думал, что вы меня ненавидите. Мне казалось, что я такой грязный, что вы даже стоять рядом со мной не можете.

– Глупенький, – сказала она так, как будто ему было не больше пяти лет. – А теперь закрывай глаза и слушай только мой голос.

Шейн откинулся в кресле и закрыл глаза.

Доктор Торн закатала правый рукав блузки. Не отрывая глаз от его крепко сожмуренных век, она стала сдавливать и щипать кожу правой рукой.

– Прежде всего расслабься и постарайся отвлечься от всего. Я помогу и заберу у тебя часть твоей боли.

Мышцы его лица расслабились, челюсти разжались. Алекс улыбнулась и закатала свой левый рукав. Она продолжала говорить с Шейном мягким, успокаивающим голосом и в то же время погрузила ноготь в кожу руки со всей силой, на которую только была способна. А потом провела им по направлению к кисти. Получилась диагональная царапина с лопнувшей в нескольких местах кожей. Выглядела она гораздо хуже, чем была на самом деле.

– Ты должен избавиться от своей ненависти, Шейн. Я могу помочь тебе забыть о прошлом. Я могу сделать так, что ты вновь почувствуешь себя чистым.

Она действительно могла бы это сделать, если б захотела, но, посмотрев на часы, поняла, что для этого у нее уже нет времени.

– Что вы делаете со своими руками, Алекс?

Черт возьми, она же всего на мгновение отвела от него глаза, чтобы взглянуть на часы…

Шейн перевел взгляд с ее лица на покрасневшие, исцарапанные руки. В его глазах забрезжило явное понимание того, что происходит.

Раздался стук в дверь. Торн была к этому готова. Тревожной кнопкой рядом со своим столом она уже пользовалась, и тогда все сработало просто идеально. Шейн вскочил на ноги и бросился к двери, которая вела в холл.

– Всё в порядке, Шейн. Не обращай внимания – они скоро уйдут!

Она была уверена, что никуда они не денутся.

Шейн был в панике. Он не мог оторвать взгляд от ее правой руки.

Алекс встала и расположилась подальше от двери.

– Все в порядке, они… – Грохот сорванной с петель входной двери заглушил ее слова.

Окаменевший и испуганный Шейн смотрел прямо на нее. Она разорвала на себе блузку и обнажила грудь. Помотав головой, растрепала свои волосы и ущипнула себя за щеку так, что на ней осталось красное пятно.

Двое полицейских быстро вошли в кабинет и осмотрели представившуюся им сцену.

– Он… Он… пытался меня изнасиловать… – Алекс расплакалась прежде, чем ее ноги подогнулись. Она прислонилась к стене, и тот из полицейских, который был повыше, поддержал ее.

Глаза Шейна перебегали с одного на другого, и было ясно, что он не понимает, что происходит. Как же легко было задурить ему мозги и заставить поверить в то, что она хотела ему помочь! Против нее у него не было никаких шансов.

– Я не… Клянусь… Я не наси…

Высокий офицер осмотрел руки доктора Торн.

– Наручники, – приказал он, провожая ее к креслу. Шейн, живое воплощение недоумения, не отводил от нее глаз. Алекс улыбнулась ему триумфальной улыбкой.

На лице юноши появилось осознание того, что отсюда он прямым путем отправится в тюрьму. Шейн задергал руками в наручниках.

– Прошу вас, я не могу… Вы ничего не понимаете. Прошу вас… Мне нельзя возвращаться…

Любое проявление агрессии со стороны Шейна после совершенного им преступления автоматически лишало его возможности УДО, так что теперь доктор Торн могла быть уверена, что больше он никогда ее не побеспокоит.

– Скажите же им, Алекс, – закричал он, и по его щекам потекли слезы, – скажите же им, что я до вас не дотрагивался! Прошу вас, объясните им, что мне нельзя в тюрьму!

Алекс, потирая руки, отвернулась от него.

– Прощай навсегда, глупый Шейн, – прошептала она, когда высокий офицер повел его к машине.

Даже захлопнув дверь машины, Ким все еще не могла понять, что же привело ее в это место. Просто у нее перед глазами постоянно стояла морда с глазами, полными неопределенности.

Стоун прошла сквозь двойные двери и остановилась перед стойкой ресепшен. Здесь ее улыбкой встретила девушка с копной розовых волос.

– Могу ли я вам чем-то помочь?

– Я просто посмотрю, – Ким не была уверена, как ей ответить.

Девушка кивнула и рукой указала на следующие двойные двери. Стоун прошла через них и почувствовала, как все ее органы чувств напряглись. Воздух здесь насквозь пропах ароматами дезинфектантов, собачьей еды и собачьих же испражнений. Колокольчик, который зазвонил, когда она открыла двери, вызвал взрыв собачьего лая.

В первой клетке находились два щенка стаффордширского бультерьера – маленькие, компактные и крепенькие. Ким не стала останавливаться. Она прошла мимо вольеров, в которых находились собаки различных пород и всех возможных размеров. Единственными посетителями, кроме нее, была молодая пара, рассматривающая джека-рассела[39], который изо всех сил старался произвести на них впечатление. Стоун продолжала идти, пока не добралась до последней клетки – это была настоящая «камчатка».

Пес лежал на своей подстилке. Он поднял глаза, но не пошевелился. Ким готова было поклясться, что собака ее узнала.