Ей все было мило в нем. И его шутливость, и грусть, проскальзывающая во взоре, и аккуратная нежность прикосновений. Он будто боялся повредить ее, поломать. И это тоже казалось необыкновенным. Она уже знала, каким страстным и смелым он может быть, и от этого его сдержанная, не выступающая слишком явно сила, нравилась еще больше.

– Ты виделся с Михаилом? Как он?

– Правильнее сказать – видел ли я его? – Георгий нахмурился. – Видел… на пляже, пока ты спала. Но он отвернулся от меня. Я не стал подходить, подсел к кэпмену и его матрешке, и пульку с ними расписывал до обеда. А когда оглянулся, Мишка уже ушел с какими-то новенькими. Вечером сегодня… все вечером. Состоится разбор полетов, Катя.

Они остановились у номера. Георгий замолчал, уставившись под ноги. Было нетрудно догадаться, что предстоящий разговор с братом его не радует.

– Ну, держись теперь, – кисло улыбнулась Екатерина.

– Не пожалеешь, что отказалась от катера с осетрами? – попытался пошутить он.

Сердце болезненно сжалось от странного предчувствия. Она с нежностью взглянула на него.

– Зайдешь за мной утром?

– И не подумаю. Аркаше тебя оставлю на съедение.

Они топтались у входа, не в силах расстаться. Казалось нелепым, абсурдным быть разделенными наступающей ночью. Начавшаяся близость требовала продолжения, дальнейшего взаимопроникновения, познания друг друга. Но это было невозможно. За дверью слышались Тасины шаги, Георгию предстояло выяснить отношения с Михаилом, ситуацию с юбилеем.

– Не понимаю, почему ты нервничаешь? Он ведь даже не родной тебе брат и живет в другом городе. Чем ты виноват, что я не его выбрала? А я согласия ему не давала, ничего не обещала. Благодарна за помощь? Да, очень. Но не замужеством же отдариваться? Сейчас разъедемся, может, больше не увидимся. Что тебя мучает?

Георгий смотрел мимо нее.

– Не все так просто, Кать. Я многим Мишке обязан. Он мне в чем-то отца заменил. И он один, как перст. Дочь – ломоть отрезанный. У меня хоть сестра есть, а у него никого, кроме меня. И мы друзья с ним, не только братья.

– Ну, ладно, иди уже. Получи свои пендюли, предатель.

Они обнялись, с трудом разомкнув объятья.

Утро юбилейного дня выдалось жарким. Позавтракав в кафе, Георгий и Екатерина отправились на городской пляж, но им не лежалось и не загоралось на грязной гальке. Катя не решалась спросить, как прошел разговор с Михаилом, а Георгий помалкивал. Он вдруг резко поднялся и скомандовал:

– Уходим!

Они вышли на центральный проспект и свернули в боковую аллею. Солнце почти не проникало в коридор из густых металлических арок, увитых цветущими растениями.

– «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог…» – неожиданно начал Георгий.

– «Он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог», – подхватила Катя.

Держась за руки, они медленно шли по цветущему коридору, в унисон декламируя «Онегина». Оба знали его почти наизусть, и это тоже казалось удивительным и символичным. Когда один запинался, другой продолжал, увлекая за собой.

– Знаешь, какое для меня там самое сильное место? – Георгий остановился и недобро взглянул на нее.

– Какое же? – скрыв беспокойство, улыбнулась она.

– «…но я другому отдана и буду век ему верна…».

– Это? – Катя пожала плечами. – А почему?

– Век, понимаешь? Вечная верность! Веч-на-я! Тебе этого не понять, – безапелляционно закончил он.

– Почему же мне «этого не понять»? – Катя вновь попыталась улыбнуться. – Если ты всегда будешь рядом со мной…

– Вот видишь, «если»! – раздраженно оборвал ее Георгий. – А если нет? Если не всегда? Что тогда? Найдешь замену? Или запараллелишь с каким-нибудь фраером с более подходящей географией?

– Если ты будешь со мной, пусть и не всегда рядом. Так лучше? – перестав улыбаться, она растерянно смотрела на него. Колесо возможных причин агрессивного выпада закрутилось с бешеной скоростью и остановилось. – Мишка? Это он накрутил тебя? Что он наплел обо мне? Я знала, я чувствовала, что он негодяй! Он злой и подлый!

– Не надо, Кать, – сник Георгий. – Брат мне добра желает.

– Добра? Уверен? Да он злится, ревнует, завидует! Вот и выдумывает про меня всякие гадости. И ты поверил? Как ты можешь, Георгий!

– Успокойся, Катя. Мишка, разумеется, переживает, ревнует, завидует. Все это я учитываю, но…

– Что «но»?!

– Он прав, к сожалению, милая девочка.

– Прав? В чем же, интересно? – она задохнулась от обиды. – Что он знает обо мне? Что вы оба обо мне знаете? Откуда такая уверенность в моей лживости и порочности?

– Не о тебе конкретно речь. – Георгий положил руку на ее плечо. – О женщинах вообще. Мы ведь с ним не мальчики, пожили на свете. А ты молода – ни себя толком не знаешь, ни жизни. А она штука сложная, Катюша. Порой непредсказуемая. И старик иной раз может повести себя, как сопливый пацан. Ему бы на завалинке греться да семечки лузгать, а он к девкам на вечерку рвется. Ты уж прости старого ветерана – сам в маразм впал и чуть тебя за собой не уволок. Спасибо тебе… за все. Даже не мечтал пережить подобное. Но, как говорится, хорошенького помаленьку. Пора и честь знать. Твой Эверест еще впереди, а моя ближайшая вершина – прохудившаяся крыша дома престарелых. В одном будь уверена твердо – я никогда тебя не забуду.

Она не могла поверить тому, что услышала. Казалось невозможным, нелепым, немыслимым, что за один только вечер Тарасович с легкостью уничтожил то вечное и несказанное, что случилось с ними. Все ее восторженные построения и пафос возвышенных ощущений рухнули по мановению щупальцев злобного старца! Катя сняла руку Георгия со своего плеча.

– И ты, конечно, идешь на юбилей. Нарушение конвенции прощено, коварное предательство забыто. Брат доходчиво объяснил, что я ничем не лучше его раечек и мариночек, и в жены тебе не гожусь, – сделала она попытку прорваться к нему, но пораженно умолкла, взглянув на Георгия. Незнакомый пожилой мужчина стоял перед ней. Глубокие морщины прорезали немолодое лицо. Потухший взгляд устало скользил вокруг. Глаза смотрели ни печально, ни с сожалением или разочарованием – никак! Он не видел ее и не слышал. Ее больше не существовало! Все было кончено…

– Ну… что ж… вы взрослые мужчины, родные по крови и близкие по духу, – скрывая отчаянье, сказала Катя. – Надеюсь, простите бестолковую девицу, покусившуюся на ваше монолитное братство? Но теперь опасность позади. Братья вновь слились в экстазе родственного единения и отстояли твердыню от происков самозванки. Поздравляю с победой! – она осеклась, еще раз взглянув на равнодушное чужое лицо, и с трудом договорила – Проводи меня, пожалуйста. В последний раз…

В молчании они дошли до санатория и остановились у корпуса. Прямо на них по асфальтовой дорожке надвигалась обнявшаяся парочка. Высокий мужчина наклонился к хохочущей спутнице. Георгий и Катя замерли, узнав Аркашу. Тот скользнул по ним безразличным взглядом и вновь повернулся к симпатичной хохотушке. Веселые молодые люди, не оглядываясь, прошли мимо.