— Какое дежурство? — не поняла подруга.

— Да общие места в квартире драить: ванну, раковины, унитаз. Мыть полы в кухне и коридоре. Вон видишь, график дежурств висит на стене.

Лариса подошла к рукомойнику, над которым висел пожелтевший от времени листок. Фамилия одного из соседей (понятно, бывшего) была перечеркнута, и над ней виднелась свежая надпись, выполненная шариковой авторучкой: «Курбатова Антонина Ивановна».

— Я тут договорилась с одной бабулей — божьим одуванчиком. Она согласилась.

Тонька вздохнула.

— С соседями надо ладить. Правда, не представляю, как буду соблюдать все эти «графики», ведь, я всё время по командировкам мотаюсь, — и она засмеялась.

Тут на кухню заглянула опрятная старушка лет семидесяти пяти.

— Вас к телефону, — вежливо сообщила она.

Тонька быстро выскочила в коридор коммунальной квартиры, и Лариса через пару секунд услышала ее недовольный голос.

— Да вы что… Я на вас жаловаться буду. Вы стол и стулья должны были привезти еще четыре дня назад! Крайний срок — сегодня утром. А уже вечер. И у меня новоселье. Я, по-вашему, гостей на полу буду угощать?

Всклокоченная Тонька появилась на кухне.

— Представляешь? — обратилась она за моральной поддержкой к приятельнице.

— Я всё слышала, — с сочувствием кивнула Лариса.

— Да, ладно, где наша не пропадала, — и новоиспеченная хозяйка махнула рукой.

В этот момент на кухню заглянули двое молодых людей уже с веселым блеском в глазах.

— Антонина, загибаемся с голодухи, — сказал один из них, которого звали Виктором, — а тут мясом с картошкой пахнет на всю квартиру. А я и вспомнить не могу, когда мясо ел в последний раз…

— Сейчас, сейчас… Всё уже готово, мужики. Вы только раньше времени не напивайтесь, — попросила молодая хозяйка.

Все гости уже слышали новость: долгожданные стол и стулья не привезут. Поэтому приходилось обходиться тем, что было.

Убранство комнаты было следующим. В углу стоял небольшой холодильник. У одной из стен комнаты красовался диван, к которому была приставлена тумбочка. На полу был постелен новый палас. На большом и широком подоконнике, какого уже не встретишь в современных квартирах, находилась посуда: подаренные на новоселье тарелки и чашки, вилки и ложки.

Антонина быстро подсуетилась, попросив у соседки-старушки пару табуреток. Их сдвинули вместе, накрыв вафельным полотенцем. К ним придвинули тумбочку — и импровизированный стол был готов.

Дамы и кое-кто из гостей-мужчин разместились на диване, остальные — сидя «по-турецки» на паласе вокруг «скатерти-самобранки».

— Дорогие гости, приношу извинения за некоторые неудобства, — сказала Антонина. — Надеюсь, они не испортят нашего веселья по случаю новоселья…

— Не испортят, не испортят, — загалдело возбужденное мужское большинство, разливая полученную по талонам московскую «Столичную».

Слово взял комсомольский секретарь Аристарх Рачинский.

— Тоня, мы ценим и уважаем тебя, как талантливую коллегу. Ты — замечательный фотожурналист и партнер по работе. И я от души поздравляю тебя с тем, что ты стала, наконец, полноправной москвичкой!

На этом официальная часть комсомольско-молодежной вечеринки была исчерпана, и началась неофициальная.

— Так что там с мебелью, я не понял, — пошутил Виктор, налегая на суп-пюре из телятины «по-французски».

— Не хватило ножек к стульям, — сказала подруга Тоньки Светлана, стрельнув глазами по собравшимся мужским особям и останавливая свой томно-озабоченный взгляд на Аристархе.

— Нет, ножек как раз хватило, — шутливо предположил друг Виктора Вячеслав, — а вот машина, которая развозит мебель, сломалась…

— Нет, машина не сломалась, — просто бензин у них закончился, — грустно сказала виновница торжества. — Ну, ничего, завтра они у меня попляшут…

Новоселье Антонины проистекало шумно, весело, и всё еще по-студенчески, неустроенно.

— Не обижают тебя божьи одуванчики? — поинтересовался Вячеслав у молодой хозяйки.

— Наоборот. Они — моя охрана.

— Как это? — не поняла Лариса.

— А так. Всегда есть кто-то, кто дома сидит. А это значит, что мои дорогие фотокамеры из квартиры уже никто не уворует никогда…

— Тонь, я вот чего-то не поняла, — сказала Лариса, — в твоем длинном коридоре пару раз чуть не грохнулась из-за темноты. А какой-то дедулёк в очках и с палочкой всё время маячил у меня за спиной, методично выключая свет в кухне, ванной и коридоре.

— А-а-а, — Антонина усмехнулась, — так это ж электричество в местах общего пользования. Те киловатты, что нагорят за месяц, потом на четверых соседей и поделят поровну…

— Да сколько там нагорит: копейки, да еще и поделить на четверых, — покачала головой журналистка.

— Э, тебе — министерской дочке из сталинских хоромов этого не понять, — вздохнула подруга. — Это всё из области психологии коммунальных кухонь. Я с этим дедом уже имела беседу попервой, когда пару раз растянулась в темном коридоре, где эта тусклая лампочка должна гореть постоянно.

— Ну, вот, а ты еще «Чародейку» им отдала, недовольно буркнула Светлана. — Знаешь, как я эти четыре тортика на Черемушкинском хлебопекарном комбинате с «черного хода» с переплатой сегодня добывала?

— А еще и бутылку водки из наших припасов отдала, — подключился к острой продуктовой теме Виктор.

— Да будет вам, — махнула рукой Антонина. Во-первых, я — сибирячка. Сибиряки — не жлобы. И по сегодняшнему случаю я должна была соседям проставиться.

Тут молодая хозяйка усмехнулась.

— Дедулёк-то молча электричество выключает, а если б я не подсластила пилюлю, ворчал бы весь вечер. А, во-вторых, водки у нас — залейся. И тортиков — еще целых три штуки, каждый по килограмму весит.

— А тортики какие еще? — поинтересовался кто-то из гостей.

— Еще одна «Чародейка» и два «Подарочных» торта, — успокоила собравшихся Антонина.

Гости удовлетворенно загудели.

— «Подарочный» — мой любимый торт еще со студенческих времен, — плотоядно сказала счастливая Тонька. — Для тех, кто не знает: это два толстых и нежных бисквита, между которыми невозможно вкусная маслянистая прослойка крема, и много-много жареного арахиса сверху. И обалденный запах ванили…

Антонина мечтательно прикрыла глаза.

— Всё равно жалко, нам, ведь, еще два дня гудеть, — сказала Светлана, поводя раскосыми, как у Марины Влади в фильме «Колдунья», глазами в сторону спортивного увальня.

И было, в общем, ясно, что ударение делается вовсе не на торте. А на двух предстоящих выходных, которые намекалось провести весьма интересно, если бы того пожелал этот, не в меру трезвый комсомольский вожак главного информационного агентства страны.