Конечно, немалую помощь американским танкам оказали самоходные орудия: именно на противотанковую артиллерию, как и в случае Красной Армии, приходилось подавляющее количество уничтоженных «панцеров». Истребители-бомбардировщики союзников, о которых до сих пор с содроганием вспоминают немецкие танкисты, на самом деле играли скорее дезорганизующую и деморализующую роль: их неуправляемые реактивные снаряды были не очень точными, а крупнокалиберные 12,7-мм пулеметы при малых углах пикирования довольно редко пробивали даже тонкую верхнюю броню «пантер». Собственно, то же самое можно сказать об ударной авиации всех воюющих сторон в целом: на нее приходилась наименьшая часть подбитых танков противника.

Конечно, первые модели «шерманов» (как, впрочем, и первые модификации Т-34 в 1940–1943 годах) нельзя назвать плохими танками — особенно в сравнении со всем прочим, что состояло на вооружении англичан и американцев в первые годы войны. У танков М4 имелись весьма важные преимущества: надежная, отработанная еще в 30-е годы, ходовая часть, качественно сделанные карбюраторные и дизельные двигатели, достаточно просторное боевое отделение (хотя башня на троих была, по словам танкистов, тесноватой), неплохое лобовое бронирование и относительно мощная пушка, почти не уступавшая орудиям Т-34-76. На «шерманах» устанавливали прекрасные радиостанции, автоматическую систему пожаротушения, зенитные пулеметы (не всегда) и вертикальный стабилизатор пушки (его эффективность, впрочем, подвергалась сомнению). Вместе с тем чистой правдой является и то, что первые «шерманы» — как зажигалки «Ронсон» — по статистике, действительно мгновенно загорались при первом же (максимум втором) попадании бронебойного снаряда («Tank men», с. 367). Причем, в отличие от распространенного мнения, виной тому был не бензиновый двигатель «шермана» (поставлявшиеся в СССР дизельные варианты вспыхивали ничуть не хуже), а неудачная боеукладка первых версий танка, в которых снаряды складывались в бортовых нишах над гусеницами («Armored Thunderbolt», c.116–118). Автоматические огнетушители в таких ситуациях не спасали, так как взрывчатое вещество в снарядах — как и горючее твердотопливных ракет — содержало свой собственный окислитель. Эта проблема была решена лишь в 1944 году — с появлением «шерманов» «второго поколения». В них боеукладку убрали подальше — вниз под башню — и сделали ее «мокрой». Армейское статистическое исследование, осуществленное в 1945 году, показало, что процент сгоревших танков радикально уменьшился — с 60–80 % у машин первых серий до 10–15 % у М4 «второго поколения» (там же, с. 118).

Большие нарекания у танкистов имелись в отношении проходимости и маневренности «шерманов». Я уже писал о том, что первые модели М4, оснащенные 406-сильным авиационным двигателем Continental R-975EC1, обладали весьма скромной для современного среднего танка удельной мощностью — 12,2 л.с./т веса. Даже позже, когда на «шерман» начали устанавливать 507-сильный двигатель Ford GAA, максимальная удельная мощность танка составляла 13,4 — 14,6 л.с./т. У дизельного варианта танка, оснащавшегося двумя автобусными моторами GMC (общая мощность — 380 метрических л.с.) и поставлявшегося в СССР, она была и того меньше — 11,3—11,6 л.с./т (против 16,2 у Т-34-76 образца 1943 г., 16,3 у первых Pz.VD и 15,4 у Т-34-85 и «пантеры» серии «G»). Поэтому и его проходимость по грунту была не самой лучшей, а в России «шерман» частенько вяз в грязи там, где спокойно проходили танки советского производства с более мощными двигателями и широкими гусеницами. Сочетание слишком высоко расположенного центра тяжести и неудачной конструкции гусениц приводило к частым переворотам на бок. Бывший командир бригады «шерманов» Д. Лоза (к слову, относившийся к этим машинам с большой симпатией) так писал по этому поводу: «Вскоре выяснилось, что «шермана» не только «легкоскользящие», но и «быстроопрокидывающиеся». Один из танков, заскользив по обледенелой дороге, ткнулся внешней стороной гусеницы в небольшой бугорок на обочине и мгновенно завалился на бок. Колонна встала» («Танкист на «иномарке», с. 24). Пришлось проводить срочный инструктаж личного состава и объяснять причины неустойчивости. Таковых оказалось три: «Значительная высота танка (3140 мм), его небольшая ширина (2640 мм), высоко расположенный центр тяжести. Такое невыгодное соотношение тесно взаимосвязанных характеристик и сделало «шерман» довольно валким. Подобного с Т-34 никогда не случалось, поскольку он был ниже американского танка на 440 мм и шире на 360 мм» (там же). Как уже упоминалось, очень жаловались танкисты и на механизм поворота «шермана», основанный на двойном дифференциале. Скажем, если Т-34 или «пантера» могли поворачиваться на 90—180° буквально «на месте», то американскому танку в бою приходилось разворачиваться «по полной» — как грузовику — и подставлять под огонь здоровенный (такой, что трудно промахнуться) борт с легко уязвимой 38-мм броней, непосредственно за которой, напомню, лежали снаряды.

В отдельной главе своей книги, названной «Босоногие», Д. Лоза описывает и проблемы с, казалось бы, надежной ходовой частью танка М4. Так, в конце жаркого августа 1944 года в ходе наступления в Румынии «причиной серьезного беспокойства стала ходовая часть «шерманов». По сравнению с Т-34 она имела более сложную конструкцию. На каждой стороне «Эмча» было смонтировано три подвески с двойными опорными обрезиненными катками. На седьмые сутки марш-броска на резиновых шинах в результате постоянного сильного перегрева появились трещины. Экипажи при первой возможности поливали их водой. Ни одной капли «малой нужды» не проливалось на сторону, только на катки. Однако принимаемые меры предохранения не помогли, и на следующий день лоскуты шин стали покрывать проезжую часть дороги. С каждой пройденной милей «Эмча» становились все более босоногими, а через сутки опорные катки оголились полностью. Металл гусениц скользил по металлу катков. Получились своего рода «со страшным скрипом башмаки». Эта невероятная «какофония» была слышна на километры окрест, поставив крест на скрытности действий бригады. Вскоре стало известно: такая же беда пришла и в другие части корпуса. Главная его ударная сила — танки — оказалась основательно «хромой». Еще почти сутки мы пытались вести наступление. Перегревались моторы, на некоторых «шерманах» заклинило катки, и вот 30 августа на подступах к Бухаресту нам была дана команда: «Стой!» К вечеру подвезли катки. Их, как говорили, самолетами доставили из Москвы. Три дня экипажи совместно с бригадными, корпусными и армейскими работниками переобували «Эмча»…» (там же, с. 87).

Ситуация, прямо скажем, чрезвычайная: сотни боевых машин на три дня одновременно стали небоеспособными из-за недоработки конструкции ходовой части танка (над которой, напомню, американцы трудились на протяжении целого десятилетия). На «переобувание» импортных танков пришлось бросить самый драгоценный резерв — армейских и корпусных тыловых крыс: штабных «героев», снабженцев и писарей с политруками. Несмотря на относительно низкую надежность ходовой части «тридцатьчетверок», я пока не знаю о фактах подобного массового «падежа» легендарного танка… Да и о «техобслуживании» с помощью полива из личных «шлангов» слышать не приходилось… Кстати, резиновые бандажи катков оказались не единственной проблемой «шерманов». В августе 1945 года — во время войны с Японией — в бригаду Лозы пришла новая беда: во время марша «не выдержала огромных перегрузок подвеска ходовой части — стали деформироваться, а затем и лопаться буферные пружины балансиров опорных катков» (там же, с. 260). Правда, на этот раз одновременно вышли из строя не все машины бригады, а только три. Как хотите, но, прочитав об этих эпизодах, я более не готов безоговорочно верить в то, что «шерман» был намного надежней «тридцатьчетверки». Несмотря на все свои достоинства, для длительных и трудных маршей по бездорожью американский танк скорее всего не годился. Или как минимум годился не везде и не всегда.