любви, раджа сдернул с ее шеи жемчужное ожерелье. Нить порвалась, и жемчужины рассыпались по постели. Увидев это, Джатаки забыла о любовных забавах и, отвернувшись от любовника, стала сосредоточенно собирать и считать жемчужины. Собрав все и нанизав их снова на нитку, она хотела было вновь предаваться наслаждению, но раджа уже ушел. Уходя, он подумал:

“Она свой тонкий вкус, прервав объятья, живо проявила,

А широту души — жемчужины внимательно считая;

Нежность ее видна в унылости всех поз и ласк любовных —

Увы, создал Творец гетеру эту с деревянным сердцем!

Джатаки — всего лишь своекорыстная гетера, а Кетаки — благородная женщина”.

Решив так, раджа Викрамадитья вернулся в свое царство, написал обо всем Бходжа-дэве и послал Кетаки тысячу мер слоновьего жемчуга.

А ныне

Поэзию, чья плоть — слова и смыслы,

И плоть пленительную женщин юных[376],

И в чем доподлинная суть искусства —

Все знает раджа Шивасинха-дэва[377].

На этом кончается рассказ о человеке опытном.

40

РАССКАЗ О РАСПУТНОМ ПЛУТЕ

Едва добьется женщины —

и тут же пресыщается:

Нет у распутного любви,

и нет любви к распутному.

На миг уловкой хитрою

распутным обольщенная,

С ним может женщина сойтись,

но нет к нему доверия.

У шлюхи, у предателя,

у деспота и у плута

Любовь подобна молнии:

вспыхнет — и тут же нет ее.

Был некогда город по имени Паталипутра[378]. Там жил раджпут по имени Кхадгасарвасва[379]. Однажды он шел со своей молодой женой из дома ее родителей в собственный дом, и по пути, на пустынной дороге, их увидел плут Шашидэва. Этот распутник возжелал жену раджпута. Вернувшись домой, он сказал своему закадычному другу Муладэве: “Друг Муладэва! Сегодня я увидел жену раджпута, шедшую за своим мужем: усталая от долгого пути, она ступала, словно охмелевший слон[380], и лицо ее в капельках пота было подобно полной луне, украшенной жемчугами. Поистине:

Тело, чистое золото, утомлено ношей прелести юной;

Будто царственный слон, мимо взоров моих величаво ступая,

Ланеокая глянет — и, словно волна, стрелы Смары нахлынут;

Это — амрита, это — напиток богов, но вослед — яд смертельный[381].

С того мгновения, как я ее увидел, мое сердце жаждет встречи с нею. Ты изощрен во всех искусствах — скажи, есть ли способ устроить такую встречу. Если нет, то я, истерзанный стрелами Кандарпы, расстанусь с жизнью, и ты увидишь погибель друга”.

Так говорят:

За женщинами вновь и вновь

распутник устремляется,

Но даже тысячью побед

он страсть не может утолить.

Муладэва сказал: “Друг! Не горюй! Мы найдем способ устроить вам встречу. Скажи, знаешь ли ты, по какой дороге направятся раджпут и его жена?” Шашидэва сказал: “Знаю, я спросил их об этом”. Муладэва сказал: “Тогда ты поистине прозорлив. А теперь поспеши. Пройди вперед по той же дороге, в каком-нибудь безлюдном месте раскинь палатку, нарядись женщиной и сиди в той палатке. А я тоже пойду с тобой”.

Шашидэва так и сделал, а Муладэва стал неподалеку в тени баньяна, опустив лицо в притворной скорби. Через некоторое время к тому месту приблизился раджпут со своей женой: он шел медленно, чтобы не слишком утомить и так уже уставшую жену. Они присели отдохнуть в тени баньяна, и раджпут, увидев опечаленного Муладэву, обратился к нему с вопросом.

Раджпут сказал: “О почтенный! Почему у тебя такой печальный вид?” Муладэва сказал: “О раджпут! Неловко рассказывать о моей беде столь уважаемому человеку. Но, с другой стороны, если не расскажу, то как выпутаюсь из беды? Ведь именно благородные люди помогают тем, кто попал в беду. Поистине, только благородный человек может помочь другому”. Раджпут сказал: “Какая помощь тебе нужна?” Муладэва сказал: “Видишь вон ту палатку?” Раджпут сказал: “Вижу — а что в ней?”

Муладэва, изобразив на лице смущение, проговорил: “О лучший из сострадательных! Выслушай, что со мной произошло. Моей беременной жене подходило время рожать, а дома — ни одной родственницы. Я подумал: роды — это такое дело, в котором нужна помощь женщины, и решил отвести жену в ее отчий дом: пусть рожает там, под присмотром родной матери. И пошли мы с ней к дому ее родителей. Но злая судьба распорядилась так, что по дороге у жены начались родовые схватки, — и вот она там, в палатке...” — с этими словами, рыдая, он упал на землю.

Увидев его в таком состоянии, раджпут проникся состраданием и сказал: “О почтенный! Не бойся! Моя жена пойдет к твоей и поможет. Женщины — они знают, как надо принимать роды”. Муладэва сказал: “Пусть будет так!”

Следуя приказу мужа, жена раджпута вошла в палатку. Притаившийся там плут заключил женщину в крепкие объятия — и она была уже готова к наслаждению. Ибо сказано:

Всечасно хочет женщина

соития с мужчиною,

Но по заклятью Гаури

мужского ждет желания.

И еще:

Мужчина, страстью одержим,

вспыхнет — и успокоится,

Но женщинам покоя нет,

и страсть у них — на восьмерых.

А Муладэва стал рассказывать раджпуту забавные истории и читать ему стихи, исполненные “шрингара-раса”, например:

“Жаром лицо увлажнено, груди высокие прижаты,

Стенанья нежные звучат, и прочь отброшена стыдливость;

На бедрах поясок звенит, глаза ее полуприкрыты —

О Мадана, двум молодым да будут радостны объятья!”

Внимая стихам, раджпут не слышал звона браслетов, доносившегося из палатки. А у Шашидэвы эти стихи удвоили силу страсти. Когда он полностью утолил свое желание и оставил жену раджпута, словно отслужившую свое гирлянду цветов, она, поправив волосы и одевшись, вышла из палатки и подумала: “Ну и хитры же эти два плута!” При этом она улыбнулась. Тогда ее муж-раджпут обратился к ней с вопросом. Раджпут сказал: “Дорогая, скажи, кто родился — мальчик или девочка?” Жена раджпута, смущенно улыбаясь, опустила лицо. Муладэва сказал: “О раджпут! Надо ли спрашивать? По ее смущенной улыбке видно, что родился мальчик”[382].

Поистине:

В