— Но тебе придется его заработать. Работенка рискованная.

— Само собой, — сказал Стивер.

Вот так и была сформирована новая "армия" Райдера.

Мюррей Лассаль

Мюррей Лассаль разрешил своей секретарше найти номер телефона банка по справочнику, но предупредил, что связываться будет сам. На мелочи протокола времени не оставалось, хотя Лассаль знал им цену и при случае охотно пользовался. Его секретарша, ветеран бюрократического аппарата, была возмущена узурпацией своих прав, но вознегодовала еще больше, когда Лассаль, сидя на краю письменного стола, небрежно бросил:

— И пошевеливайтесь, милочка. Пошевеливайтесь.

Нетерпеливыми, быстрыми движениями Лассаль набрал указанный ему номер и объяснил девушке на коммутаторе, что с ней говорят от имени мэра, что дело весьма срочное и что его следует немедленно соединить с председателем правления банка. Его соединили с приемной председателя.

— Председатель разговаривает по другому аппарату, — сказала секретарша. — Он будет счастлив побеседовать с вами, как только…

— Мне плевать, будет он счастлив или нет. Я хочу говорить с ним прямо сейчас, немедленно.

Секретарша реагировала на грубость с ледяным спокойствием.

— Он говорит по международной линии. Надеюсь, вы понимаете?

— Послушай, душечка, не надо мне перечить. Это вопрос жизни и смерти семнадцати человек как минимум. Так что, прерви его разговор, и больше никаких "но"!

— Сэр, мне запрещено это делать.

— Если ты сию же минуту не войдешь к нему в кабинет и не передашь мою просьбу, я обещаю тебе большие неприятности!

— Хорошо, сэр, — впервые дрогнул голос секретарши, — не кладите трубку. Я узнаю, что можно сделать для вас.

Ожидая, он нервно отбивал пальцами дробь по краю стола. Вскоре он услышал в трубке чей-то вкрадчивый голос.

— Мюррей? Как поживаешь, старина? Это Рич Томкинс. Что у тебя стряслось, дружище?

— Какого дьявола ты хватаешь телефонную трубку?! Я просил самого босса, черт возьми, а не его пресс-агента!

— Мюррей!

Протест, испуг, мольба о пощаде смешались в этих двух слогах, как, собственно, и ожидал Лассаль. Конечно, он ударил ниже пояса. Рич Томкинс был вице-президентом "Нешнл траст" по связям с общественностью — высокая позиция и ответственная работа, цель которой состоит в том, чтобы не допускать распространения слухов, порочащих репутацию банка. Томкинс считался надежным столпом американской банковской системы, но и у него был, как говорят англичане, свой скелет в шкафу. В течение пяти безумных месяцев после окончания Принстона, прежде чем он обрел свое нынешнее и истинное призвание, он работал пресс-агентом в кинобизнесе. В банковском мире это был непростительный грех, и он жил в постоянном страхе, что секрет выплывет наружу. Это было бы концом всего: огромного жалования, особняка, в котором он жил, сорокафутовой яхты, завтраков в обществе губернаторов штатов и воротил фондовой биржи… В университете он держался на государственное пособие, семейных связей и денег за ним не стояло, и, если бы его сейчас попросили с нынешнего поста, крах был бы полным.

— Так что ты делаешь по этому телефону?

— Все очень просто. Я как раз был в кабинете председателя, когда вошла мисс Селуин и оказала, что… Могу я чем-то помочь тебе, Мюррей? Поверь, я сделаю все, что от меня зависит.

Тремя фразами Лассаль обрисовал ему положение.

— А теперь, если ты сам не можешь распорядиться выдать нам миллион долларов, я хочу, чтобы ты сейчас же вклинился в разговор своего босса. Немедленно. Ты понял?

— Мюррей… Томкинс почти плакал. — Я не могу. Он говорит с Бурунди.

— Кто он, черт побери, такой, этот Бурунди?

— Это страна. Кажется, в Африке. Одна из недавно образовавшихся слаборазвитых республик.

— Меня это нисколько не впечатляет. Прерви разговор и попроси его к эюму аппарату.

— Ты не понимаешь, Мюррей. Это же Бурунди. Целая страна. Мы финансируем их.

— Кого это их?

— Я же сказал, Бурунди. Всю страну. Теперь ты видишь, что я не могу…

— Все, что я вижу — это бывшего рекламного агента киношки, вставляющего палки в колеса городской администрации. Я всему свету раструблю про твой секрет, Рич. Не заблуждайся на этот счет. Добудь мне своего босса в течение тридцати секунд, или я раздую это дело до небес.

— Мюррей!

Я начал отсчет времени.

— Сам подумай, ну что я ему скажу?

— Пусть передаст Бурунди, что у него неотложный местный звонок и он перезвонит позже.

— Бог мой, Мюррей! Чтобы дозвониться до Бурунди, требуется четыре дня. У них слаборазвитая телефонная система.

— Осталось пятнадцать секунд, и я все передаю газетчикам. Все! Как ты делал паблисити в Нью-Йорке провинциальным актрисам…

— Я доставлю его тебе! Я не знаю как, но доставлю. Не клади трубку.

Ждать пришлось совсем недолго, так что Лассаль без труда представил себе, как Рич ворвался к председателю правления и прервал его беседу с Бурунди на полуслове.

— Добрый день, мистер Лассаль, — председатель говорил суровым, размеренным тоном. — Как я понимаю, у города какое-то неотложное дело?

— Захвачен поезд подземки. Семнадцать человек взяты заложниками. Если в течение получаса мы не доставим похитителям миллион долларов, все они будут убиты.

— Поезд подземки? — переспросил председатель. — Какая оригинальная идея.

— Да, сэр. Надеюсь, вы понимаете, почему приходится спешить? У нас могут возникнуть какие-либо проблемы с получением этой суммы наличными?

— Никаких, если действовать через Федеральный резервный банк. Мы являемся его пайщиками, разумеется.

— Отлично! В таком случае, не могли бы вы распорядиться, чтобы нам как можно скорее выдали деньги?

— Выдали? Что значит выдали, мистер Лассаль?

— Ну одолжили, какая разница? — Мюррей невольно повысил голос. — Мы, власти города Нью-Йорка, хотим одолжить у вас эту сумму.

— Одолжить, это, конечно, другое дело. Но, понимаете ли, мистер Лассаль, есть определенные технические формальности. Разрешение на ссуду, сбор подписей, обсуждение условий и срока займа и, возможно, кое-что еще.

— У нас нет на все это времени, при всем уважении к тонкостям вашей профессии, господин председатель.

— Однако все это", как вы изволили выразиться, очень важно. Избиратели есть не только у вас, но и у меня тоже. Директора и основные вкладчики банка спросят меня потом…

— Слушай, ты, старый кретин! — заорал Лассаль, но осекся, сам поразившись собственной смелости. Однако извиняться или отступать было поздно, да и не в его характере. Поэтому он продолжал с открытой угрозой в голосе. — Вы что, хотите, чтобы мы прервали с вами всякие отношения? Мы ведь можем обратиться с этой просьбой к любому другому банку. И это будет только началом. Потом я напущу на вас ревизоров, которые будут штрафовать вас за каждую мелочь.

— Никто… — бормотал председатель в шоке. — Никто еще не осмеливался называть меня так…

Лассалю представился случай несколькими словами сгладить впечатление от своей выходки,