litbaza книги онлайнКлассикаПростая история - Шмуэль Агнон

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38 ... 61
Перейти на страницу:

Так или иначе, Гиршл снова был окружен товарищами, сидевшими рядом с ним в школе, в Талмуд-Торе, пока не занялись предпринимательством, одни — войдя в дело родителей, другие — открыв собственное дело. Большинство из них отказались от традиционной черной одежды и одевались по современной моде.

Люди приезжали из других городов за покупками в Шибуш, который превратился в торговый центр и привлекал купцов даже из Германии. По приезде сюда они не давали себе труда ни посетить Большую синагогу с ее украшениями в виде солнца, луны и знаков зодиака, ни старую Талмуд-Тору, ни ознакомиться с другими достопримечательностями, а заключали сделки, ели и пили в тавернах и отдыхали в клубе Сионистского общества, где просматривали заголовки газет и объявления, не удостаивая своим вниманием колонку политического обозревателя.

Было бы преувеличением утверждать, что Гиршл получал удовольствие от посещения клуба. Во всяком случае, это расширяло границы его мирка, и по вечерам, если Мина не рассчитывала на него, он шел туда прямо из лавки. В этом он был не одинок, ибо состав членов клуба изменился — в него сейчас входили преимущественно женатые люди, такие, как Гиршл, то ли потому, что сионизм сделался более популярен, то ли потому, что прежние члены стали старше… Правда, пели в клубе теперь реже, чем в былые времена. Юноши, которые когда-то весь вечер изливали сердце в песнях, были уже взрослыми людьми, отягощенными детьми и заботами, а новое поколение не обнаруживало музыкальности и предпочитало говорить о политике или играть в шахматы.

Иногда в клуб заходил Йона Тойбер. Он обычно снимал шляпу, клал ее на стул перед собой, тщательно делил пополам сигарету и, отложив про запас одну половинку, вторую вставлял в мундштук. Так он посиживал, покуривая и наблюдая за шахматной игрой. Не то чтобы он сам увлекался шахматами или был болельщиком, хотя и знал наизусть весь учебник этой игры, написанный на иврите Яковом Эйхенбоймом, — просто он изменил свой метод вести дела. Раньше отец молодого человека, достигшего совершеннолетия, сообщал Тойберу, какая девушка устроила бы его семью, и Тойбер уже делал все остальное. Теперь Тойберу надо было выслушать самого молодого человека и только потом убедить его родителей.

(Читатель может спросить: разве, когда состоялась помолвка Гиршла с Миной, инициатива исходила не от Цирл? Да, так оно и было. Значит, мир быстро менялся или помолвка Гиршла была совершена по канонам, уже тогда считавшимися старомодными.)

Как и когда-то в прошлом, Гиршл по понедельникам и четвергам брал из никогда не запиравшегося клубного библиотечного шкафа три книги, но не читал их, а предоставлял им пылиться у себя на столе. Как и многие другие образованные молодые люди, Гиршл после женитьбы забросил чтение. Даже если Мина и брала изредка в руки его книгу, он никогда не обсуждал ее с ней. В доме его родителей зажигали четыре субботние свечи — одну за Боруха-Меира, другую за Цирл, третью за Мину и четвертую за него, Гиршла; в комнатке, которую раньше занимала Блюма, свеча теперь не горела. Блюма зажигала свою свечу в другом месте, а новая прислуга уходила домой до зажигания свечей. Гиршл стал так же молчалив, как комната Блюмы без ее легких шагов.

Вскоре и клуб ему надоел. Не странно ли было искать общества и не делать ни малейшей попытки поддерживать беседу, а именно так поступал Гиршл, сидевший в клубе, погрузившись в свои мысли. Единственной разумной альтернативой оставалось идти в синагогу и, завернувшись в талес, сидеть молча весь день.

Только сила привычки заставляла Гиршла два-три раза в неделю приходить в клуб, где он порой просматривал газету, не отдавая себе отчета в том, что он уже читал ее раньше. На следующий день, когда какой-нибудь покупатель рассказывал ему те же самые новости, он старался вспомнить, где уже слышал об этом.

Постепенно Гиршл стал все реже посещать клуб. Иногда он отправлялся туда и с полпути возвращался обратно. В конце концов он вообще перестал туда ходить.

XXI

По мнению рассудительных друзей Цирл, не все люди любят общаться с себе подобными и тем, кто предпочитает одиночество, рекомендуется регулярно совершать прогулки. Этой точки зрения придерживалась, в частности, мать нового городского врача, которая делала покупки в лавке Гурвицев. Когда к ее сыну обратился молодой человек возраста Гиршла, он посоветовал ему:

— Свежий воздух — вот лучший рецепт. Никакое лекарство, прописанное мною, и вполовину не поможет вам так, как свежий воздух!

Цирл, обдумав услышанное от матери врача и других людей, заговорила на эту тему со своим сыном.

Гиршл не был ни за, ни против этой идеи. Теоретически она показалась ему интересной, но он не очень ясно представлял себе, что под ней подразумевается. На картине, висевшей в доме Гильденхорнов, был изображен изящный кавалер в ярком сюртуке, фалды которого раздувал ветер, в розовом цилиндре и с тросточкой в руке. Подняв одну ногу, он, по-видимому, собрался в путь. Подпись под картиной гласила: «На прогулку!» «Если мама имеет в виду именно это, — думал Гиршл, — то где и когда, по ее расчетам, я должен гулять?»

Цирл, однако, не оставляла его в покое.

— Гиршл, почему бы тебе не пройтись? — предложила она ему однажды вечером, вручая тросточку. — Надень пальто и пойди подыши свежим воздухом, нагуляй себе аппетит к ужину.

Гиршл послушно оделся, взял трость и вышел на улицу. С тех пор всякий раз незадолго до закрытия лавки мать вручала ему трость и говорила:

— Пойди прогуляйся!

Сначала Гиршл находил оздоровительный моцион довольно утомительным и скучным занятием. Стоило ему выйти на улицу, как у него начинали болеть руки и ноги, кололо в боку. Привыкшему постоянно ощущать над собой крышу, ему было трудно приноровиться к булыжной мостовой; особенно тяготила его бесцельность этого занятия.

Со временем прогулки Гиршла стали приобретать для него какой-то смысл. Он отправлялся на окраину города, иногда напрямик, иногда кружным путем. Когда впереди появлялся кто-то из его знакомых, он делал все, чтобы уйти в сторону. Если избежать встречи не удавалось, он шел с этим человеком обратно на рыночную площадь, там прощался с ним и устремлялся по прежнему маршруту. Боясь, что его обнаружат, он искал укромное место, где мог бы остаться незамеченным.

На улице, которая называлась Синагогальной, вовсе не было синагоги. По преданию, когда-то на месте католической церкви стояла первая в Шибуше еврейская молельня. Одна из стен церкви, облупившаяся и просевшая, была ниже трех других и более древнего происхождения; она, как говорили, осталась от здания молельни. Согласно легенде, стена просела и согнулась, оплакивая свой печальный удел, и в ночь на Девятое ава на ней выступали настоящие слезы, как на Стене Плача в Иерусалиме.

Шибуш был древним поселением — евреи жили там с незапамятных времен вплоть до разрушения города в 1648 году сподвижниками Богдана Хмельницкого, которые сожгли синагогу дотла. Польский граф Потоцкий отстроил город и не только разрешил евреям вернуться в него, но и на двенадцать лет освободил их от налогов. По истечении этого срока они обязаны были вносить по одному талеру с дома и полталера с очага ежегодно. Мясникам-евреям разрешалось не резать свиней, зато они должны были каждую пятницу доставлять в графский замок ведро сала для свечей и половину говяжьей туши. Аккуратно выполнявшие эти обязательства евреи имели право покупать дома, варить пиво, изготавливать водку и вино, заниматься любым ремеслом, торговать, выбирать своих собственных раввинов и руководителей в соответствии с иудейским законом. Спорные дела разбирал графский суд.

1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38 ... 61
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?