Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вокруг горящих построек собралась большая толпа людей, в своем очевидном бессилии не знающих, что предпринять.
Черняк, наблюдая сквозь щель в бинокль за тем, как из разрушенного бомбой дома вытащили тела двух подростков, вслух произнес:
— Ребятишки в доме были. Видимо, спали еще, когда бомба попала.
— А та женщина, что по полю бежала? — Старшина, которому было трудно что-либо разглядеть, посмотрел на капитана.
— По всей видимости, их мать… — предположил Черняк, не отрывая бинокль от глаз. — Скорее всего, пошла в сарай корову доить, там и застал ее этот налет…
— Странно… Зачем немцам простой сельский дом бомбить? Там ведь ничего нет. Смысл-то какой? Не вяжется как-то одно с другим… Нелогично…
— Придет староста, у него и спросим. Он, вижу, тоже на пожаре. — Капитан отчетливо видел в окуляры, как Микола Карпенко, бегая вокруг разрушенного дома, махал руками, что-то крича, видимо, внутри разбомбленного дома был кто-то еще. И действительно, не прошло и минуты, как из-под обломков извлекли еще один труп — судя по внешнему виду, смерть настигла пожилую женщину в тот момент, когда она уже проснулась и успела полностью одеться.
— Спустись вниз и проследи, чтобы ребята из леса не высовывались! — приказал капитан. — А то подумают еще, что у нас здесь бой идет, да сюда ненароком рванут!..
— Я мигом, командир! — Журбин скатился по сену вниз и осторожно выскользнул из сеновала, оставив Черняка в одиночестве. Тот продолжал смотреть в бинокль, оглядел не только местность вокруг разрушенного дома, но и прощупал лес, стоящий стеной через поле. Было очевидно, что в налете на Хуторжаны имелся какой-то смысл, но вот какой? Что задумали немцы? Черняку сразу вспомнился Золенберг и операция «Тевтонский огонь», которая так и не претворилась в жизнь. А что, если немцы вновь решили вернуться к ее осуществлению? Нет, маловероятно. Так зачистка территории не проводится. Куда логичнее было бы рано поутру, когда деревня еще сонная, по-тихому въехать в нее, собрать всех ее жителей и ликвидировать на месте или же вывезти в другое место, а саму деревню сжечь. Но тут все случилось совсем не так. Самолеты совершили налет, разрушили бомбой дом, убили двух детей и двух женщин и… все — улетели. Кроме того, не было никаких признаков, что немцы вот-вот ворвутся в село также и по земле. Вокруг было тихо.
Полежав несколько минут и не увидев ничего подозрительного, капитан отложил бинокль в сторону и тут же услышал, как внизу скрипнула дверь сеновала, а потом закачалась под кем-то лестница.
— Кто? Ты, старшина?
— Я, командир. — Через несколько секунд Журбин уже лежал возле капитана, развалившись на сене, и поглядывал через щели в сторону горящих строений, возле которых продолжали суетиться жители Хуторжан. Сарай и сеновал уже догорали, в том месте, где они раньше находились, теперь тлели горящие головешки, которые должны были совсем скоро превратиться в золу.
— Как там ребята? — спросил Черняк.
— Все в порядке. Собирались уже к нам бежать, но я махнул рукой, чтобы в лес обратно вернулись.
— Хорошо, вовремя успел.
— Я другого опасаюсь, командир.
— Чего?
— Думаю, это только начало. Что, если после налета немецкие пехотинцы в село нагрянут?
— Даже если это случится — что это для нас меняет?
— Как это что меняет? Мы на этом сеновале, как в ловушке! Нужно уходить отсюда!
— Ну да! Ты хочешь, чтобы нас заметили и потом повесили старосту как пособника советских диверсантов! Не годится твой план, старшина. Здесь будем ждать. Досидим до темноты, а там уйдем.
Капитан отметил про себя, что его мысли были схожи с мыслями старшины. Оба, не понимая происходящего, допускали развитие ситуации по самому худшему варианту. В представлении Черняка немцы никогда не действовали вопреки логике, все у них было ясно, продумано и со смыслом. Какой-то смысл был и в этом утреннем налете, только сейчас он был пока скрыт от их понимания, непонятен и недоступен.
Запахло дымом. Переменивший свое направление ветер принес также запах жженого мяса — по всей видимости, в сарае заживо сгорела скотина.
— Посмотри-ка, командир. Не этого ли человека наш староста ждал? — Журбин выбрал в крыше сеновала щель, что была покрупнее, и теперь мог лучше видеть все происходящее возле разрушенного дома. — Похоже, что это старьевщик, о котором он нам говорил.
Капитан уже и сам понял, вновь прильнув к окулярам, что старшина, скорее всего, был прав. К месту пожара на телеге, заваленной разными вещами, подъехал мужчина, одетый в потертую, уже изрядно поношенную одежду. Соскочив с телеги, он подошел к лошади и стал держать ее под уздцы, наблюдая при этом, как догорают последние бревна, а трупы двух женщин и двух подростков люди укладывают на земле друг возле друга. Вскоре к повозке подошел староста Карпенко. По тому, как он жестикулировал руками во время своего разговора с хозяином повозки, а тот в ответ так же эмоционально что-то говорил, капитану стало понятно, что, видимо, кое-какую информацию им сегодня Карпенко сообщит.
И Черняк не ошибся. Через час, когда пожар был потушен, а тела погибших при налете унесли куда-то в глубь деревни, видимо, чтобы подготовить к похоронам, двери сеновала заскрипели, и снизу хриплый старческий голос спросил:
— Хлопцы, вы тут?
— Здесь мы, дед, поднимайся наверх…
— Лучше уж вы спуститесь…
Старшина и капитан, переглянувшись друг с другом, улыбнулись, еще раз убедившись, что Микола Карпенко был с легкой крестьянской хитрецой. Спустились по лестнице вниз, отряхнули с маскхалатов прилипшие травинки.
— Беда у нас в деревне, хлопцы… — начал староста, от волнения теребя в руках кепку. — Самолет немецкий дом разбомбил, двор со скотиной сгорел… А самое главное — четырех людей убило… И что самое страшное — ни за что ни про что… Вот беда-то какая!..
— Мы видели. Чей дом бомбили? — быстро спросил Черняк.
Староста стоял, переминаясь с ноги на ногу, вероятно, думая о чем-то другом.
— Что?.. А-а… дом?.. Степана Белькевича дом… Сам-то он утоп еще в тридцать восьмом, так там его жинка с детьми да мать ее живут… Жили теперь… — поправился Карпенко, тяжело вздохнув. — Всех убило. Деток и старуху бомбой в доме, а жинку в поле самолет пострелял… — Староста перекрестился, потом провел рукой по небритой щеке. — Со старьевщиком я еще гутарил… Да вы видели, небось?
— Что он рассказал? — Капитан инстинктивно придвинулся к старосте поближе. — Есть что важное?
— Такого что ценного — ничего, так, живут по селам люди, спину на немцев гнут, по-обычному жизнь идет, но вот касательно сегодняшней бомбежки кое-что интересное мне поведал…
— Давай, дед, не тяни… — подстегнул его Журбин. — Знаешь, нам все важно…
— Да я и не тяну… — пожал плечами староста. — Сказал, что других так же бомбили… Мы не первые…