Золенберг насторожился. Про себя он поклялся, что русские ничего от него не добьются, как бы они ни пытались вытащить из него информацию. В том, что его положение не так безнадежно, как виделось ему поначалу, он убедился, когда за трое суток, которые он попросил на размышления, он проанализировал возникшую ситуацию. Чем дольше он думал, тем больше склонялся к мысли о том, что его могут обменять на какого-то высокопоставленного русского военного. Он хорошо знал, что в первый месяц войны в плен попало несколько русских генералов, так что обмен мог быть вполне реален. Для этого были все предпосылки. Русские армии отступали, были деморализованы, в плену уже были сотни тысяч русских солдат, если не миллионы. На что в этой ситуации могли надеяться русские?

— Что вы имеете в виду, господин генерал? — спросил Золенберг.

Когда переводчик перевела вопрос, Калачев молча выдвинул ящик стола, достал оттуда газету и передал ее Шубину. Тот подошел к группенфюреру и положил эту газету перед ним на стол. Золенберг в недоумении наблюдал за действиями подполковника.

— Вы можете найти ответ на ваш вопрос в этой немецкой газете… — спокойно произнес Калачев. — Да, обратите внимание на число — газета свежая, вышла только вчера.

На первой полосе заголовок, выведенный черной готической вязью, гласил:

«Сегодня в Мюнхене прошли похороны видного члена партии Олафа Золенберга». Далее в статье шло описание жизни Золенберга, перечислялись его заслуги перед национал-социалистической партией, соболезнования видных деятелей Третьего рейха, включая фюрера — Адольфа Гитлера. При этом ничего не было сказано про то, при каких обстоятельствах и от чего наступила смерть. В конце статьи Золенберг прочел: «Тело группенфюрера кремировано, урна с прахом помещена рядом с урной его жены — Марты Золенберг…»

Только теперь группенфюрер понял, для чего лжегауптман заставил солдата Виттберга надеть тогда его одежду. Тот был приблизительно одного с ним телосложения, одного возраста… Он должен был сыграть роль погибшего Золенберга!..

— Как видите, группенфюрер, ваши соратники уже успели вас похоронить… — ровным голосом сказал Калачев, видя, что Золенберг прочел статью. — Так что надеяться вам теперь не на что, да и не на кого… Для всех вы погибли. — Помолчав еще немного, генерал добавил: — Если вы надеялись на то, что вас обменяют на кого-то, то хочу вас разочаровать — никто на это не пойдет. Даже если в Германии узнают, что вы живы и находитесь в плену, то вызволять вас не станут. Вы слишком много знаете для того, чтобы «воскреснуть» после плена и продолжить жить дальше. Наоборот, я думаю, ваша разведка приложит максимум усилий для того, чтобы вы действительно умерли. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду?.. Так что, как видите, выбора у вас нет, группенфюрер.

Золенберг опустил голову. Логика этого русского генерала была убийственно проста и в то же время железна… Своим он нужен лишь мертвым, живым — теперь уже нет. Человека, обладающего таким объемом информации, каким обладал он, проще всего было ликвидировать, чем все время опасаться за то, что эта информация перетечет в руки врагов. Терпеть присутствие такого человека в живых никто не станет. В этом русский генерал был абсолютно прав. Расправа со стороны своих же товарищей-нацистов — вот что ждет его и здесь, и в Германии. Здесь его попытается достать разведка, а там, даже если его и обменяют, всегда будут опасаться того, что, находясь в плену, он выдал русским все секреты, которые знал. В этом случае никто не станет сидеть на пороховой бочке и терпеть дамоклов меч над головой. В Германии ему уже не будут доверять. Проще будет попросту физически ликвидировать его, подстроив все под несчастный случай. В гестапо есть мастера подобных трюков — он знал это. Какой же выход? Его родители давно умерли, Марта тоже скончалась, детей у них не было, а значит, бояться теперь можно было только за свою жизнь. Защитить же ее, как ни поверни, в создавшейся ситуации смогут только русские. Да и то на определенных условиях, если он…

Подняв голову, он еще раз взглянул на лежащую перед ним газету, словно убеждаясь в правоте только что принятого им решения.

— Что вас интересует?..

— Для начала расскажите о личностных характеристиках вождей Третьего рейха… Темперамент, пристрастия, привычки, слабые и сильные стороны каждого из них… Начните со своего старого знакомого — рейхсмаршала Геринга…

Группенфюрер тяжело вздохнул, отвел взгляд в сторону, после чего с видом проигравшего войну полководца тихо сказал:

— Хорошо. Я согласен. Записывайте…

Победа в современной войне в большей степени будет определяться умением людей пользоваться вверенной им техникой. Применительно к авиации это означает, что мы должны приложить максимум усилий для получения молодыми летчиками опыта еще до того момента, когда им предстоит участвовать в своем первом бою.

А. Кессельринг — командующий 1-м воздушным флотом люфтваффе (1938 г.)

Они пришли глухой летней ночью, когда все еще спали. Темная змейка из нескольких человек в черноте ночи бесшумно пересекла примыкающее к лесу ржаное поле и тихо вошла в деревню. Их целью был дом, стоящий на дальнем от леса краю села — там, где жил со своей семьей Карпенко — в недавнем прошлом председатель колхоза, а теперь назначенный немцами староста деревни. Выйдя из леса, группа затаилась у плетня, опоясывающего огород первого по улице дома.

— Вроде тихо вокруг… — Мужчина в темно-зеленом маскхалате прислушался, поправляя висевший на плече немецкий «шмайссер». Потом, обернувшись, сказал: — Давай, старшина, показывай, как незаметно к дому старосты подойти. Ты ведь был уже здесь в разведке…

Старшина Журбин выдвинулся вперед, облизнул потрескавшиеся от жары губы, снял с ремня фляжку и принялся жадно пить. Утолив жажду, вытер рукавом маскхалата лицо.

— Хотя немцев и полицаев в деревне нет, лучше идти через огороды, командир… Людишки всякие в селах попадаются. Увидят нас — могут немцам донести. Подставим тогда людей…

— Да, рисковать здесь не стоит, ты прав. — Капитан Черняк посмотрел на часы — без пятнадцати три. Скоро начнет светать, а потому нужно было торопиться. — Кстати, собаки в деревне есть?

— У Карпенко точно нет, я проверил. Как у остальных — не знаю. Но думаю, что есть — как в деревне без псины? Тем более в такое время… Поэтому до дома старосты задами огородов пойдем — больше шансов на то, что собаки нас не почуют. Да и случись что — до леса недалече…

— Тогда веди, старшина… Мы за тобой.

Они двинулись через огороды, стараясь обходить голые проплешины земли, чтобы не оставить за собой следов. Шли в основном между рядами картошки, ботва которой еще не успела полечь. Один раз, когда пересекали пятый или шестой огород, пришлось остановиться — где-то громыхнула железная цепь. Постояли, насторожившись, с минуту, потом двинулись дальше — видимо, в хлеву проснулась чья-то корова. Наконец шедший первым Журбин остановился и поднял вверх руку. Черняк подошел ближе.