Изменилось ли моё отношение к Тиамат?

Нет, не изменилось. Просто я в один момент ощутил очень явно: в этой игре, которая уже давно перестала быть игрой, у каждого всегда будут свои интересы. И это нормально.

Не верь никому и тебя никто не обманет? Подмечено чётко, вот только так не бывает. Кому-то в этой жизни всё равно придётся верить. Да и, если уж на то пошло, лучше в ком то ошибиться один раз, чем постоянно всех подозревать.

— А вот это выбор каждого, — снова прочла мои мысли богиня. — Я знаю, о чём ты хочешь спросить.

— Осколки Бездны.

— И я не буду этого делать, — покачала она головой. — Не нужно ворошить то, что с таким тщанием мы пытались забыть. Век за веком мы стирали любые упоминания об этом… Взять хотя бы Ллос. Думаешь, убив её ты сделаешь хорошее дело?

— А разве нет?

— Это ошибка. Каждый из богов находится на своём месте. И если пошатнуть это хрупкое равновесие — со стопроцентной вероятностью можно спровоцировать новый Передел.

— Даже так? — удивился я.

— Ещё хуже. Более того, тебе никто не даст этого сделать. Тебя сметут. Уничтожат. На тебя ополчится весь мир, — печально проговорила Тиамат, встретившись со мной взглядом. — И я буду первой, кто это сделает.

— А как же Дж'Имасро? Она своей смертью никакого равновесия не нарушила?

— Ты до сих пор не понял? Она была обречена. Даже имея поддержку Ордена, слепо поклоняющегося ей, она расходовала больше праны, чем получала от своей паствы, скрываясь на собственном плане от гнева Ллос.

— Но именно Ллос была нужна её смерть? Иначе я бы там не оказался.

— Верно, — подтвердила Тиамат. — Только Ллос крупно просчиталась, не заполучив ни крохи из того, что намеревалась.

— Это досталось тебе, — понятливо кивнул я.

— И за это ты получишь ответы, — Тиамат прикоснулась кончиками пальцев к моей ладони.

Это было похоже на погружение в морскую пучину, когда понимаешь, что уже никогда не выплывешь, что исчерпал весь доступный запас сил, но до последнего оттягивая момент, когда рано или поздно, но придётся сделать последний вдох.

Не в силах пошевелиться, при этом я не чувствовал никакой паники. Просто в один момент я понял, что такое Мгла. Не туман, на который завязаны мои умения, а квинтэссенция настолько запредельной мощи, что ощущаешь себя одним атомом в огромной вселенной.

В один момент я ощутил запредельный восторг и ужас, от того, что мне открылось.

Мы оказались на безжизненном плато, перечерченном огромным провалом, по сравнению с которым Пасть Леты — просто след от ступни ребёнка на прибрежном песке.

— Это мой план, — печально произнесла Тиамат. — И ты второй, за несколько тысячелетий, который побывал здесь.

Я оглянулся, но кроме безжизненной равнины ничего не увидел. Пропасть, которой не было ни конца-ни края, и монотонный пейзаж.

— Когда-то здесь было красиво, — бесстрастно произнесла она, но я в какой-то момент почувствовал — ей больно об этом говорить.

Я удивился от простого осознания того, что даже всемогущая богиня может ощущать вполне человеческие эмоции.

— А теперь слушай, — она поднесла палец к губам, призывая молчать, а затем показала вниз.

В провал.

Около минуты ничего не происходило, а потом в глубине раздался совершенно дикий нечеловеческий крик, полный звериной ярости, злобы и ужаса. Прокатившись в глубине, крик повторился, будто то существо точно знало — мы здесь. Мы наверху и слышим его.

— Кто это? — задав вопрос, я подсознательно уже не хотел ответа, поскольку понял, что услышу.

И мне это не понравилось.

— Да, это мой Первожрец, о котором тебе говорила Дж'Имасро, — подтвердила мои опасения Тиамат. — И за то, что он сделал, он останется там до скончания веков. Я могу рассказать, что я с ним сделала, — устало произнесла Тиамат. — Но не буду. Лучше один раз увидеть.

Я ещё даже не успел задать вопрос: «как мы туда попадём?», когда почувствовал, что падаю.

Ощущения были смешанными.

Осознавать, что ты движешься вниз на огромной скорости, но не чувствовать бьющего в лицо потока воздуха — это странно. Будто проваливаешься в вязкое, но такое родное и убаюкивающее море концентрированной Мглы, несясь с сумасшедшей скоростью куда-то в глубину, давно перестав определять где низ, а где верх.

По моим внутренним расчётам, движение продолжалось не более пяти минут. Было только не совсем понятно, почему Тиамат выбрала такой необычный способ доставки, вместо того, чтобы создать обыкновенный портал?

Может личный план любого бога накладывает определённые ограничения? Этого я не знал.

Глаза приспособились к кромешной темноте, благодаря «Ночному зрению», а я увидел внизу еле заметный отблеск. Именно к нему мы и направлялись.

Сначала я не понял, что предстало моему взору. Подлетев поближе, почувствовал, как завис в окружающем пространстве, будто удобно устроившись в мягком облаке, так и не долетев до дна пропасти.

Огромный кристалл, паривший в воздухе и полыхающий языками Мглы, напоминал ледяную глыбу, в которую было заключено тело «хумана». Искажённый в беззвучной ярости рот открылся, и я уже вблизи услышал пробирающий до нутра вой, в котором не было ничего человеческого.

Так мог кричать монстр, отчаявшийся, попавший в волчью яму, корчащийся на острых кольях и совершенно обезумевший от боли.

Длинные сальные волосы были спутаны, а в его закатившихся глазах не было намёка на разумность. Я даже не был уверен, видит ли он нас сейчас. Сквозь сковывающий его могучую фигуру кристалл, я рассмотрел ужасные раны, которыми было покрыто тело варвара.

Взгляд уловил лёгкое движение внутри прозрачной глыбы. Она была монолитная только снаружи, оставаясь внутри подвижной, причиняя «хуману» страдания, бередя его незаживающие раны и продолжая при этом наносить новые.

С удивлением я понял, что кожный покров абсолютно нагого варвара всё ещё пытался регенерировать, будто боролся с губительным воздействием глыбы, державшей его в плену.

— То, что ты видишь — следствие предательства, — сухо произнесла Тиамат, — Он… — её последние слова снова потонули в рёве бывшего Первожреца.

— Из-за него ты оказалась развоплощена?

— Он был только пешкой в их руках, — покачала головой богиня. — Поддавшись на сладкие посулы, он сумел передать часть моей силы другому божеству, отказавшись от меня. Именно Рагамар был первым камешком, после которого последовала лавина моего низвержения, — богиня почти по-человечески вздохнула, продолжив свой рассказ.