— Можете назвать хоть несколько выходцев с этой дуги? Я, кажется, никого из них не знаю, — напросил Парфенчиков.

— Почему несколько, у меня в голове сотни имен: Долгорукий-Аргутинский, Блаватская, Пиросмани, Любеткин, Жордания, Бородин, Маяковский, Витте, Багратион, Сталин, Вахтангов, Немирович-Данченко, Месхишвили, Берия, Параджанов, Табидзе, Орбели, Хачатурян, Лебедев, Гудиашвили, Коган, Власенко, Данелия, Бокерия, Соткилава, Легран, Бейбутов, Калатозов, Мамардашвили, Цейтлин, Аганбегян, Товстоногов, Таривердиев, Марджанов, Бураковский, Примаков, Зданевич, Канчели, Рой и Жорес Медведевы, Стуруа, Проханов, Вирсаладзе, Палиашвили, Явлинский, Месхиев, Яшвили, Неуймин, Гинзбург, Тамиров, Ананиашвили, Никитин, Хуциев, Чабукиани, Петросян, Щелкин, Векуа, Кулиджанов, Геловани, Пот…

— Хватит, достаточно! Спасибо! Добрая половина мне неизвестны… Свой вопрос я снимаю. Скажите, профессор, а есть ли объяснение этому феномену?

— Убедил масштабом имен? Завершив эксперимент с нанопилюлей, я мечтаю приступить к его исследованию. Моя основная задача — вывести русский этнос в мировые интеллектуальные лидеры. Так что опять погружусь на долгие годы в научный поиск.

Едва он высказался, как исчез, внезапно и бесследно. Честно говоря, тут у меня впервые мелькнула мысль, что мне является не какой-то профессор Кошмаров, очкарик и прожектер, а мое личное альтер эго. «Ведь при ломке он никогда еще передо мной не возникал. Я с ним встречаюсь исключительно в апофеозе кайфа, когда возношусь в облака для очистки помыслов. Необходимо пристально понаблюдать за собой, чтобы окончательно понять: кто же такой этот странный профессор? Я ли сам через тридцать лет, мистифицирующий из будущего собственные молодые годы, или действительно таинственный старикашка, страстно желающий экспериментировать с геномом человека. А для чего это мне? Чтобы утешить себя истиной или саморазоблачением? Обнаружить, каким образом это возможно, чтобы мое я двигалось в пространстве и во времени в противоположных направлениях? А может быть, еще глубже убедиться, что одновременно нахожусь в разных точка возраста? Если обычный человек без опийного молочка существует лишь в настоящем, то я, в одержимом состоянии, параллельно живу в разных измерениях, а пространство и время для меня вовсе перестают существовать. Это еще один повод для восторга! Для самолюбования, налагающего на мое решение пребывать в опийных грезах печать сверхчеловеческой ценности. А коль так, надо принимать предложение очкарика Кошмарова (а может, даже собственное) и активно участвовать в экспериментах. Пусть это станет моим аккордным вторжением в людскую историю. А вдруг интрига меня глубоко затянет? Хотя, если это не в ущерб моему морфийному состоянию, чего опасаться? Зачем сдерживать увлеченность? Ведь вполне возможен и другой поворот: я впаду в азарт, стараясь разными способами впихнуть канцам нанопилюли, а в итоге испытаю усиление прихода, прилив чудесной энергии. Все будет происходить как после приема молотого мака из долины Пяндж. Уф-ф! Мечта!

Потрясенный, Петр Петрович всплеснул руками. Кошмаров-то обещал, что поможет вывести королевский бледно-голубой цветок с карбункульными прожилками цвета позднего заката. Уф! Поползли мурашки по затылку! Зачесались ноздри, взъерошились волосы, сомкнулись, как в счастливом обмороке, глаза! Нет-нет, ничего другого не хочу, ни о чем, кроме него, не мечтаю. Только он, налитый знойным молочком, взывает к самопожертвованию, лишь он начало и конец всего Петра Петровича Парфенчикова. Именно он преображает мой разум в источник исключительной, животворной энергии, возбуждающий страсть убежать от всех! Ведь я отдаюсь магическому молочку, чтобы изобличать сущность привычных вещей, добиваться главенства над всеми, погружаясь в собственное наслаждение. Давай-давай, попробую, соблазн-то величественный — окунуться с головой в божественную опийную силу Пянджской долины! Ведь он одухотворяет мои фантазии, позволяет прикасаться к загадкам мира, размышлять над ними, искать метафизические ответы на простые, казалось, арифметические загадки. Это для кого-то дважды два четыре, а для меня это чистейшая метафизика! Теперь необходимо всей душой принять предложение Кошмарова и приступить к модификации городской популяции. Нужно не только к согражданам относиться как к строительному материалу, но и к самому себе. Да-да, я кирпичик и ничего больше. В свое время я успешно подавил в себе желания власти и потребления. И, сказать откровенно, эта акция принесла мне полнейшее удовлетворение. Низменные потребности вычеркнуты из моего сознания. Теперь надо заглушить в себе все традиционно человеческое. Относиться к окружающим лишь как к участникам великого эксперимента. Вопли москвичей на выставке современных летательных аппаратов нет-нет, да тревожат память. А их просьбы уничтожить разные сословия чиновничества теперь не кажутся мне безумием. Ясно одно: главное в человеке не в порядке…

В сильном волнении Парфенчиков встал и вышел на крыльцо. Внутренний голос настойчиво подсказывал: «Надо срочно начинать эксперимент. Противоречие между усиливающейся жаждой извращенного потребления и нравственными постулатами растет. Тяжелейший кризис второго круга в самое ближайшее время ворвется в повседневность. Но что невероятного сможет сотворить нанопилюля профессора Кошмарова с канцами?» Эта мысль буквально просверливала голову Петра Петровича.

С каждым днем Леонид Иванович все прочнее утверждался в городе. В кабинеты местной власти он входил без предварительного оповещения, как свой человек. Походка его изменилась, стала тверже, уверенней, растерянный взгляд сменился холодным, требовательным. Одежда приобрела бутиковый шик, в заднем брючном кармане появился глубоко сидящий бумажник, набитый крупными купюрами. Нелегальный рыбный промысел он довольно быстро взял под жесткий контроль, а теперь увлеченно искал способ для увеличения собственных доходов в других сферах. Заинтересовали его муниципальные земли и площади на предмет создания предприятий малого и среднего бизнеса, к которым относились рестораны, кафе, прачечные, магазины, парикмахерские, биллиардные и прочее. Ознакомившись с кучей федеральных инструкций и местными административными препонами, выстроенными на пути предпринимательской инициативы, господин Ефимкин быстро смекнул, что эта бюрократическая стезя — самая настоящая золотая жила. И стал пробираться к ней с далеко идущей целью — проторить дорогу с односторонним движением, по которой разрешалось бы ездить лишь ему одному. Ведь без особых преференций на разруливание законодательных требований чиновничий бизнес не дает ожидаемого результата.

Сейчас господин Ефимкин, крепко держа в руке портфель, торопился к мэру. Поднимаясь по лестнице на третий этаж, он повторял про себя веские доводы в обоснование своих особых прав решать, кому выдавать лицензии, кого выстраивать в очередь, а кому наотрез отказывать. Без административного ноу-хау рассчитывать на взятки не было смысла.

Он лишь слегка наклонил голову в сторону секретарши, но лицо его было таким выразительным, что она не посмела сказать ни слова возражения. Леонид Иванович без стука вошел в кабинет мэра.

— Приветствую вас, Евгений Александрович! Пришел посоветоваться по важному для горожан делу. — Его голос источал подобострастие, лицо сияло, морщилось от почтения. — Не хотите ли послушать музыкальную передачу? На длинных волнах сегодня весь день будут передавать музыку Мариконе. Весной он давал в столице концерт. — Ефимкин подошел к приемнику, включил его, набрел на какие-то мелодии и усилил звук. Затем оглядел кабинет и шепнул: — У меня нет уверенности, что кое-кто не мечтает записать наш разговор. Время нынче напряженное. Поэтому, как говорится, от греха подальше. Итак, теперь можно говорить. Евгений Александрович, Женечка, почему совершенно непрофессиональные люди управляют наиважнейшими вопросами развития малого бизнеса? Ведь президент страны не раз четко заявлял: если не убрать чиновничьи барьеры и поборы, нам не удастся вовлечь в предпринимательство миллионы сограждан. А это для России чрезвычайно важно, да просто жизненно необходимо!