не думала о том, чтобы позволить ему удалиться, — кажется, она вообще не слышала его вопроса:

— Если кто-нибудь узнает об этом… Ты можешь себе представить, что произойдет. Они скажут, что он способен передвигаться. У него есть сиделка в Грузии, скажут они. Выслать его из страны. Кровная месть не станет для них веским аргументом, ведь она не помешала моему отцу сначала остаться в Тбилиси. А грузинская женщина-дракон? Тоже не причина.

Теперь Тамар смотрела на Адриана почти приветливо, и он почувствовал себя уже немного лучше, у него на душе потеплело. Он видел только Тамар, ее черные глаза не отпускали его, отбрасывали тени, за которыми он мог спрятаться, и…

Стелла. Дато.

И он не хотел смотреть на это, на самое ужасное, что только можно представить: Стелла и Дато, прислонившие друг к другу головы; ее лоб касался его лба — и почему Адриан просто не смотрел в глаза Тамар, почему он повернул голову направо, туда, где они сидели у стены позади всех? И что-то, что он уже давно не чувствовал, какая-то яростная сила потянула его вверх, и, когда он уже стоял, Тамар так сильно хлопнула ладонью по столу, что зазвенела посуда.

— Не выдавай его! — воскликнула она. — Здесь единственная Сванети, которая у него осталась!

Адриан окинул взглядом всех присутствующих. Стелла наконец оторвала свой лоб ото лба Дато и, уставившись в пустоту, качала головой; миссис Элдерли выжидательно смотрела на Адриана — видимо, она помнила его слова, которые он произнес у себя в комнате. Тогда он сказал, что может представить, каково это выдать другого человека. Глаза мужа, Вахтанга, который снова вернулся на кухню, метали в Адриана отравленные стрелы, все смотрели на него с мрачным страхом — так смотрят на дитя, которое вот-вот нарушит запрет, и Адриан ощутил себя очень маленьким.

Он был ребенком.

У других была власть.

И совсем неожиданно, всего на несколько секунд, Адриан почувствовал, что он в силах решить, подчиниться им или нет. От него самого зависит, изменить ли тактику и бить ли врага его же оружием. Даже молчание, даже слабая злорадная ухмылка — это власть, а значит, можно покинуть переполненную кухню и Дом Трех Мертвецов, так и не сказав на прощание: «Не бойтесь, я его не выдам».

Оказавшись на улице, он бросился прочь, он скользил на льду и бежал все дальше и дальше, и так много всего преследовало его по пятам: обида за то, что его посчитали предателем, и страстное желание действительно стать им, как следует навредить этому идиоту Дато, а еще страх перед страхом других. И Адриан подумал: «Стелла, пойдем прогуляемся немного вдвоем, только ты и я», — но никто не пошел с ним, он остался один. В душе у Адриана больше не было никакой ясности. Все перепуталось.

ГЛАВА 20

Два часа он носился по сумеречным улицам, мимо задумчивых людей, спешивших с работы, мимо бледных от света фонарей луж. И когда он наконец отыскал путь домой и остановился перед входной дверью, его родители в ту же секунду распахнули ее перед ним. Ну, хотя бы их он избавил от страха, и для этого ему не пришлось делать ничего особенного — было достаточно просто предстать перед ними с шарфом, в сапогах и теплой куртке, живым и незамерзшим до посинения.

— Всем привет, — сказал он.

Хорошо, что они ничего не знали о неприятном происшествии в Доме Трех Мертвецов. Для них он был просто сыном, который без предупреждения вышел из дома и благополучно пережил вторую половину дня. Адриану даже показалось, что ничего особенного с ним и не случилось.

— Привет, — ответили его родители дуэтом.

И пусть их слова звучали неестественно, но именно это сейчас было нужно Адриану: улыбка, «Привет» и «Ужин готов».

И потекли бесцветные, однообразные часы, а позднее и дни — абсолютно безнадежные; странно, но он справлялся с ними. Лишь время от времени он вздрагивал, и от стыда его бросало то в жар, то в холод, а при мыслях о Стелле и об этом грузинском наглеце у него постоянно сжималось сердце. Тогда он отправлялся на улицу и бродил по окрестностям до тех пор, пока ему не становилось легче, или оставался в своей комнате и рисовал. Черными и серыми штрихами он заглушал воспоминания о том незабываемом вечере в Доме Трех с половиной Мертвецов, он возрождал к жизни все больше и больше пассажиров, даже пару счастливых. Вот только портрет миссис он никак не мог закончить, так как помнил ее настороженный взгляд, — о чем она думала теперь, о чем она думала все эти месяцы?

А спустя несколько дней она пришла.

Адриан сидел на полу и рисовал, когда увидел, что к двери подходит миссис Элдерли. Вероятно, совсем недавно она снова покрасила волосы в ярко-рыжий цвет. Она молча уселась на ковер напротив него, сначала просто скрестила ноги, а потом приняла сложную позу йоги. Немного помолчав, миссис сказала:

— Ты пойдешь в дом напротив и извинишься.

Адриан отложил в сторону блокнот для рисования и уставился в пол.

— Я… — сказал он.

Некоторое время он сидел, растерянно уставившись в пустоту, и не находил нужных слов, пока наконец не выдавил:

— Но я… я не выдал этого деда. Я же не сделал этого.

— Об этом даже нет речи, — резко заявила миссис. — Ты нагнал на всех страху — вот в чем дело. И на несколько секунд ты все-таки предал старого Валико!

Валико, Валико, подумал Адриан, и почему у них у всех такие забавные имена, и почему было так неприятно вспоминать о своем дурацком вторжении, и почему миссис сказала «старый», когда сама была не намного моложе человека-мертвеца — почему?

Почему…

— Миссис Элдерли, — спросил он, — если они так испугались, тогда почему никто из них не побежал за мной?

— Дело в искусстве убеждения, — сказала миссис, махнув рукой.

— Что ты имеешь в виду?

Она покачала головой и посмотрела на него:

— Я сказала им, что ты никогда не сделаешь этого. И что я ручаюсь за тебя.

— Но я же…

Адриан судорожно сглотнул (он никак не мог стереть из памяти все неприятные воспоминания, накопившиеся за последние месяцы), сглотнул и сказал:

— Ты что, не помнишь? Англичанин, разговор о… предательстве?

— Не стоит верить во всякую чушь, которую несет подросток.

«Подросток» — для разнообразия звучит неплохо, подумал Адриан. Великан, разрезанный пополам, усохший до размера Дато. Подросток. Другие слова, которые миссис сказала о нем, также были