Повисло молчание.

– Итак, – продолжил король хризалид, – ко мне пожаловал Ветер Полуночи. Бы-ы-ывший Ветер Полуночи.

При слове «бывший» Калике сжал губы.

– А-а-ах, – усмехнулся король Лиан, – я должен сказать, что песни Эмпирея нравятся мне куда бо-о-ольше, в них есть стержень. Да-а-а-а, в музыке нового ветра экспрессия, чувства… Его сердце горит, пылает, обжигает, и я чувствую этот жар, когда он проносится над нашей доли-и-и-ной – всякий раз чувствую… Да-а-а-а, пожалуй, Эмпирей куда более искусен в вопросах ветра, чем ты, Калике Несчастный. И я рад, что больше не слышу твоего… – он фыркнул, – посвиста.

Гигант сжал костлявые пальцы в кулаки, и когти едва слышно заскрипели в тишине. Франц почувствовал, как за спиной Ветра сгустилась тьма.

– Может, и так, – тихо ответил Калике. – Может, Эмпирей искусней меня… Но не все любят обжигающий ветер, не все жаждут иссушающей страсти. Есть то, что Эмпирею не ведомо… И никогда не будет.

– Неужели? А не кажется ли тебе, Калике Ми-и-изери, что ты просто-напросто завидуешь брату?

Франциск подавился воздухом. Это не укрылось от короля хризалид: тот мгновенно развернул голову к мальчику и растянул губы.

– Неужели ты не сказал своим спу-у-утникам, – издевательски протянул король, – что новый Ветер Полуночи – твой брат? Аха-ха, я слышал о твоих приключениях на Мельнице! – Лиан хрипло расхохотался. – Ты сидел на цепи, будто собачонка! Смешнее этого я ничего не слыхал. Ты зави-и-идуешь своему брату, Калике, призна-а-ай! Зави-и-идуешь! Интересно, каково это, когда твой злейший враг – родной брат? И ты не сказал об этом своим спутникам. Интере-е-есно, интересно почему? А, Калике, почему? Я может, и слеп, но не глу-у-уп.

Лиан помолчал, раскачиваясь из стороны в сторону, а потом продолжил:

– Их двое. Тех, кто пришел с тобой. Я слышал их шаги, один чуть повыше и потяжелее, но оба совсем малы, да, они малы… И если ты не рассказал им, что Эмпирей – твой брат, значит, сделал это, чтобы пожалеть их чувства. Потому что… Они тоже братья. – Лиан хохотнул, но вдруг принюхался и зашипел: – Во-о-от как? Они пахнут иначе, это не жители Полу-у-уночи!

– Ты не ошибся, – проговорил Калике. – Эти дети ищут путь домой. А ты знаешь, где Мертвый Принц спрятал первую из печатей, которые закрывают дорогу на Ту Сторону.

– Я с удовольс-с-с-ствием, – просвистел Лиан, сжимая и разжимая когти, – с-с-верну шею твоим малявкам.

Калике схватил Франца и Филиппа за руки и развернул их ладонями вверх.

– Ты этого не сделаешь! Мальчиков защищает заклинание Кризалиса, и они не попадутся в мерзкие руки Мертвого Принца!

Хризалиды яростно вскинулись и зашипели:

– Как он говорит про нашего Хозяина?! Убейте его! Убейте!

– Как ты с-с-ме-е-ешь говорить так о самом правителе Полуночи? – просвистел король Лиан. – Твоя тень укоротится, Калике Несчастный, как и твой язык.

– Я сделал выбор, король Лиан, – отрезал Калике. – Но если кто и может говорить такое о Мертвом Принце и его прислужнике, то только я!

По дрожащему голосу Каликса было слышно, что он едва-едва сдерживает гнев.

– Я помогу этим детям найти путь домой, и пусть Мертвый Принц с моим братом съедят от досады свои ботинки! Да, сейчас я могу немногое, но никто не посмеет обидеть Франца и Филиппа! Так сказали, Калике Мизери, Ветер Полуночи!

– Бывший! Бывший Ветер Полуночи! – расхохотался Лиан. – Ахахах, эта твоя речь… Так смешна! Ты и сам смешон, Калике. Ты жалок. Если бы мне пришлось выбирать еще раз, я опять выбрал бы Эмпирея. И снова. И снова.

– Да на здоровье, – бросил Калике. – Все равно эти дети откроют первую печать и уйдут с миром и ты их не остановишь!

– Что ж, пусть попробуют. – Король обнажил острые зубы в ухмылке. – Посмотрим, вернется ли хоть один из твоих жалких крысенышей. Эй, стража! – Он махнул рукой хризалидам. – Отведите их в Пещеру Правды. На этот раз у Хранителя Лжи будет целых две жертвы на Лжедень!

Пара хризалид подлетела к братьям и Каликсу и копьями указала направление. Путники двинулись по Стезе, а король Лиан повернул голову им вслед, слушая удаляющиеся шаги, и на губах его блуждала довольная улыбка.

Вскоре тропа пошла под уклон, а холмы стали выше и круче. Дорогу освещали фонарями – желтым Каликса и мертвенно-бледными – стражников. Хризалида, летящий слева от Каликса, то и дело зыркал на братьев темными глазами и хмыкал, а другой, взмахивающий крыльями рядом с Франциском, молчал. Вдруг Франц перехватил его взгляд и заметил, что у этого стражника испуганные и жалобные глаза, неожиданно голубые, как летнее небо. В движениях его тела чувствовалась неловкость. Хризалида растерянно моргнул, кивнул на темноту, зияющую в конце ущелья, и мотнул головой.

Франц мог бы поклясться, это означало «нет».

– Эй! – насторожился темноглазый напарник. – Ты что сейчас сделал? Думаешь, они тебе помогут? Даже не мечтай! Все равно отправишься к Хранителю на Лжедень.

– Что такое Лжедень? – неожиданно спросил Филипп, идущий рядом с Каликсом.

– День, когда хризалиды отдают одного из своих в жертву Хранителю Лжи, – ответил за стражника Калике.

– Не одного из своих, а того, кто не чтит правду! – проскрежетал хризалида. – Того, кто перестал быть одним из нас!

Мы не терпим ложь. А ты, Калике, и эти живые, все вы любители наплести с три короба. Особенно людишки. Уж я наслышан, какие лживые языки у живяков! Сам бы так и подкоротил. Вон этот, – стражник кивнул на голубоглазого хризалиду, – своего уже лишился. Слишком много болтал. Зуб даю, именно его и отправит в Пещеру Правды король Лиан, когда наступит Лже-день.

– И что… – В горле Франца пересохло. – И что тогда?

Темноглазый стражник ухмыльнулся, обнажив острые зубы:

– Тогда Хранитель Лжи пополнит свои часы. И не только.

Франц ничего не понял, но все это звучало устрашающе.

Тем временем они подошли ко входу в пещеру, откуда дышало темнотой и холодом. Каменную арку покрывали странные письмена и рисунки: Франц различил изображение месяца, звезд, но больше всего было глаз – больших и маленьких, круглых и овальных, с круглым зрачком и с вертикальным.

Калике остановился и тяжело вздохнул.

– Я не могу идти дальше.

Франц ожидал нечто подобное, и все равно его окатила волна леденящего ужаса. Только не это…

– Я бы пошел с вами куда угодно, – запинаясь, проговорил гигант. – Но открыть печать может лишь живой, идущий по Стезе. Я – житель Полуночи, дальше мне ход воспрещен. Но я буду ждать здесь столько, сколько потребуется.

– Долго ждать тебе не придется, – ухмыльнулся темноглазый хризалида. – Скоро получишь своих детей обратно. Точнее, их башмаки.

Франц вздрогнул. Тело налилось свинцом, стало тяжелым, неподъемным. Он понял, что не может сдвинуться с места.