Интересно, чего больше в этой речи – действительного сочувствия к революционерам или профессионального красноречия. Вопрос не праздный, ведь Карабчевский с равным жаром защищал виновного и невиновного. Мемуарист вспоминает, как после одного из выигранных громких дел Карабчевский общался со Львом Толстым – и граф полюбопытствовал, кто же виновен в убийстве. Карабчевский ответил с ходу: один из его подзащитных невиновен, а второй и есть убийца.

Дом № 47-49 отремонтированный

«Услышав это, Толстой фазу "завял", пожевал губами, как будто хотел что-то сказать, но удержался и больше об этом не заговаривал. Ему, очевидно, было неприятно, что мнение защитника так расходилось с тем, что он говорил на суде. Меня в Карабчевском это не удивило. Я очень ценил его редкий талант, но отношение его к долгу защиты у него было слишком "профессиональное"...»

Как мы уже знаем, нынешний громадный дом № 47-49 построен в начале XX века, причем старые здания были в него включены. Заказчиком строительства стал купец 1-й гильдии Леонард Габрилович, семье которого принадлежала издавна находившаяся в доме № 49 аптека. Когда-то ею владел аптекарь Форсман, потом она стала известна под именем «Николаевской» и перешла к Габриловичам, а в советские годы стала зваться аптекой имени Марата. Это заведение в доме № 47-49 работало еще в начале перестроечной поры – и имело таким образом более чем вековую историю...

А в 1930 году, если верить справочнику «Весь Ленинград», в этом доме жила артистка Анна Борисовна Никритина. Жила недолго: во всяком случае, справочник за следующий год ее здесь уже не обнаруживает.

Знатоки биографии Сергея Есенина, наверное, сразу вспомнят имя Никритиной. Был у Сергея Александровича друг и соратник Анатолий Мариенгоф. Поэт-имажинист, прошедший вместе с Есениным огонь и воду.

Вот из его воспоминаний:

«Есенин придумывает частушки. Я считаю Никритину замечательной, а он поет:

А когда она бывает у нас, ту же частушку Есенин поет на другой манер:

Нетрудно понять, что Мариенгоф был влюблен в Никритину. Потом она стала его женой.

Вначале супруги жили в Москве, где Никритина играла в Камерном театре Таирова, а Мариенгоф занимался литературой. А в конце 1920-х в белокаменной началась черная полоса, Никритина перешла в ленинградский БДТ – и семья переехала в северную столицу. Здесь сменила не один адрес, и среди них, выходит, был этот: ул. Марата, 47-49.

Ну а совсем недавно дом № 47-49 был реконструирован – и фасады его выглядят теперь практически как новенькие; здесь разместился бизнес-центр «Гелиос».

Новый вид получило в последние годы и небольшое здание без номера, стоящее сразу за домом № 47-49. А в начале XX века, судя по фотоснимкам, здесь стоял невысокий дом в стиле классицизма...

Дом № 51/32

Дом на углу улиц Марата и Разъезжей всем своим обликом отличается от соседей. Построенный еще в пушкинское время, он каким-то чудом сохранил свой облик – хотя окрестные здания одно за другим перестраивались, расширялись, росли в высоту... Может быть, неприкосновенности дома способствовали ностальгические настроения владельцев? Он ведь не один десяток лет принадлежал членам одной семьи, причем семьи весьма известной.

Анисим Степанович Палкин, выходец из Ярославля, обосновался в Петербурге в 1785 году. Первый свой трактир он открыл на углу Невского и Садовой, потом палкинские трактиры стали появляться в разных местах. Принадлежали они уже не Анисиму Степановичу – представителям других поколений Палкиных.

Один из трактиров открылся на углу Николаевской и Разъезжей улиц – в нынешнем доме №51. Среди местной публики это было заведение популярное, даже знаменитое. В прогаре Палкины явно не оставались – и не случайно они приобрели в собственность весь дом. В 1849 году владельцем его значился купец Павел Васильевич Палкин, а позже здание унаследовал его сын Константин – тот самый, который открыл прославленный ресторан «Палкин» на углу Невского и Владимирской улицы. Там в бассейне посреди большого зала плавала стерлядь, а среди посетителей заведения были Чехов и Чайковский, Салтыков-Щедрин и Ленин...

После смерти Константина Палкина дом на углу Николаевской и Разъезжей перешел в руки его дочери Елизаветы. Да так и остался в ее владении до самой революции.

В начале XX столетия трактир Палкина в этом доме уже не работал. Зато помещались тут многочисленные заведения других хозяев – гостиница, чайная и несколько мастерских, в том числе белошвейная, резьбы по дереву, железных и медных изделий...

Сегодня дом № 26 по улице Марата не привлекает особенного внимания. Даже несмотря на солидные размеры. И уж никак не подумаешь, что над ним работал известный зодчий Джованни Лукини, на счету которого еще и здание Таможни (нынешний Пушкинский Дом). Увы, в эпоху расцвета эклектики дом был перестроен, и облик его изменился не в лучшую сторону...

А еще до Лукини здесь, на углу Грязной и Кузнечного, стоял дом, принадлежавший Федору Александровичу Голубцову. Этот человек заслуживает того, чтобы уделить ему внимание: в правление Александра I Ф.А. Голубцов был одним из виднейших российских чиновников. Не один год он занимал должность государственного казначея, а какое-то время еще и министра финансов страны. Голубцов был рачительным финансистом, хотя звезд с неба не хватал и всерьез на ситуацию в стране не влиял.

Злым гением Голубцова стал граф Аракчеев: тот в ультимативной форме требовал от казначейства денег, денег и денег на расходы Военного министерства. Как писал осведомленный современник, это «заставило Голубцова столько выпустить ассигнаций, что серебряный рубль из 1 рубля 30 копеек дошел в два года до 4 рублей... С сменою графа Аракчеева бедный Голубцов немедленно отставлен без просьбы».

Дом №26/11

Современник не преувеличивает: известно, что в 1809 году доходы России составили 125 миллионов рублей, а расходы – 230 миллионов. Впечатляющий дефицит! В том же году император отправил Голубцова в отставку, назначив его сменщиком Дмитрия Гурьева...