– Они что, заставляют тебя работать в шабат? – сказала она. – Они что, заставляют тебя ходить с непокрытой головой или не оказывают тебе должного уважения? – И, уже поворачивая замок: – Ты для них как царь на троне – вот как они тебя почитают.

Ицик подхватил свою коробку, но у двери помедлил:

– Жалею я такого царя.

Ицик постоял немного возле универмага, прислонясь к телефону-автомату, чтобы перевести дух. И очень удивился, увидев новое лицо, – человек, распахнувший дверь служебного лифта, был ему незнаком. Рамиреса, который работал здесь все эти годы, с тех самых пор, когда реб Ицик впервые явился сюда с бумажкой из агентства по трудоустройству, – Рамиреса на месте не оказалось. Больше друзей у реб Ицика тут не было, а Рамирес всегда стоял за «раввина». Без Рамиреса, жующего у лифта сигару и всегда готового утешить, его на миг охватило отчаяние. Все его покинули. Но хоть один из них освободился, и то хорошо.

Ицик пошел к грузоподъемнику, злобно зыркнув на сотрудника Армии спасения, вытряхивавшего рождественские мелодии из колокольчиков с длинными деревянными ручками, – последняя возможность выказать свое недовольство в этот день. Лифтер, мальчишка в сущности, оглядел Ицика с ног до головы – от ортопедических туфель до длинной седой бороды – она, похоже, заинтересовала его больше всего. Ицик даже не моргнул. Он привык – привык к тому, что его беззастенчиво разглядывают, задают дурацкие вопросы, щупают липкими ручонками и дергают за бороду – к тому, на что обречен в ближайшие дни.

– Какой этаж? – спросил лифтер.

– Восьмой, – ответил реб Ицик.

– Я о вас слышал, – сказал лифтер, отталкивая пустые мусорные тележки к задней стене. – Вы тот самый раввин Санта.

– Да, – ответил Ицик. – Я тот самый печально известный реб Санта.

Лифтер покашлял в кулак.

– Вот черт, – сказал он. – Я думал, меня разыгрывают. Думал, это сказки.

– Нет, я на самом деле существую, – сказал реб Ицик.

– Похоже на то, – отозвался лифтер. И стал было закрывать за реб Ициком решетку, но замер в нерешительности: – А через дымоход не хотите?

Реб Ицик посмотрел на улицу.

– Подобные шуточки моему другу Рамиресу надоели, еще когда тебе до кнопок было не дотянуться.

Эльфы были на месте – их расставили через каждые пару метров по всему огромному залу и далее – вдоль детской очереди, что растянулась и по холлу, и мимо крошечного кафе, змейкой огибала пассажирские лифты и спускалась по лестнице до седьмого этажа. Зал украшали гирлянды мигающих огней, искусственные елки, пустые подарочные коробки с цветными бантиками и гигантские бумажные полосатые леденцы – детей так и тянуло лизнуть их заразным языком. Два эльфа, приставленные к Ицику, стояли по правую и левую его руку. Один – мрачный мускулистый коротышка – был в армейских ботинках, ни дать ни взять эльф-воин. Второй казался точной его копией. Хоть он и был в черных высоких кедах, вид имел тоже военизированный.

Опираясь на плюшевые подушки, положив руки на золоченые подлокотники кресла, Ицик не мог не признать, что Буна права. Перед тобой сотни исполненных благоговения лиц, у тебя тридцать человек «свиты», распоряжайся не хочу, так что с высоты этого гигантского золоченого кресла может и впрямь померещиться, что ты царь на троне.

Ицик просил своих помощников-эльфов следить, чтобы поток рождественских поздравлений был равномерным. Он же не из тех провинциальных евреев, что ни разу не удосужились выбраться из Ройял-Хиллз в Манхэттен, не из тех простаков, которые никогда не имели дела с иноверцами: ему не впервой напяливать этот костюм, так что он много чего знает о празднике, благо этот праздник помогает ему сводить концы с концами. Но хоть он и притерпелся за долгие годы, пожелание «счастливого Рождества» его по-прежнему коробило.

Первой оказалась девчушка вне себя от возбуждения. Такая маленькая, что посмотрит на Санта-Клауса, который потреплет ее по щечке и даст картинку – прилепить к дверце холодильника, и тем довольна. Она еще не скоро станет алчным маленьким зверьком с длинным списком требований, готовым закатить истерику, если он не пообещает все, чего она хочет.

Ицик вжился в роль и кивнул эльфу, который отвечал за малиновую веревку. Девочка метнулась к нему, как бык из загона, беспечная мать еще и подтолкнула ее – огромная толпа сделала шажок вперед – и с передних рядов до дальних прокатилась волна, которой, казалось, нет конца.

– Хо-хо-хо! – пробасил Ицик, подавая девочке руку и усаживая ее на колени.

Девочка, купаясь в лучах фотовспышек, сияла: ведь именно ей предназначалось первое «хо-хо-хо» в этом году.

– Как тебя зовут?

– Меня зовут Эмили, Санта. Я написала тебе письмо.

– Да-да, конечно. Письмо от Эмили. – Он притопнул ногой. – Ну-ка, напомни Санте еще разок: ты была хорошей девочкой?

До ланча оставалось еще минут двадцать, а Ицику уже казалось, что терпение его на пределе: уж не решил ли Господь испытать душу человека, проявив садизм? Брючины его намокли: от возбуждения дети выражали свой восторг, как щенки. Радикулит острым стеклом резал поясницу. А один мальчик – маленький нацист, не иначе, – вытащил безопасные ножницы и потянулся к его бороде.

– Вот так, – сказал эльф из Тулейна, приехавший сюда на зимние каникулы. И усадил кудрявого мальца к Ицику на левое колено. Нижняя губа у ребенка подрагивала, казалось, он вот-вот заревет.

– Не плачь, мальчик. Скажи мне, где твоя мама?

– Она ждет меня возле ланкомовского прилавка. – И, помолчав: – Ей делают лицо.

– Делают лицо? – переспросил Ицик.

– Ага.

– Таки что? – продолжал Ицик. – Ты хорошо себя вел в этом году?

Мальчик кивнул.

– Платил налоги – федеральные и штату, и те и другие?

Мальчик покачал головой: не платил.

– Так уж и быть, я тебя прощаю, – сказал Ицик. – Но Санта не налоговая служба.

Мальчик не засмеялся. И эльфы не засмеялись. А «Тулейн» ухмыльнулся.

Реб Ицик причесал пятерней бороду и вытянул вперед свободную ногу.

– Что я могу для тебя сделать? – спросил он.

– Горный велосипед, – ответил мальчик.

– И?

– Фигурки из «Боевой силы пять»[57].

– А еще?

– «Рок»[58]: «Робот, несущий смерть, возвращается», «Пожиратель людей», «Остановить чуму» и «В ожидании приза» Гэри Барри[59] со звездами – все на компакт-диске.