уточнил доктор. Сегодня с утра этот средних лет человек выглядел не легкомысленным пропойцей, каким показался с вечера, а очень даже интеллигентным и строгим товарищем, чем-то похожим на доктора Борменталя из незабвенного булгаковского «Собачьего сердца». Не внешне, конечно, если сравнивать его с актером, сыгравшим роль, а, скорее, по духу и интонациям.

— Придется — так и пойду. — Честно говоря, у меня при этих словах сердце в пятки ушло, а родной тихенький голос здорового эгоизма в голове набрал громкость. Мол, ты что творишь, дура?! А как же дочь? А дела твои, начинания новые? Столько сделать еще можно! Стольким людям жизнь облегчить! Да бог с ними, с людьми, о себе подумай! Только устроилась вроде, привыкла, ребенок опять же. Не твоя вина, что здесь аппендицит — смертный приговор. Чего ты лезешь поперек судьбы? Чего неймется?

А того… не сумею я дальше прогрессорствовать и наслаждаться дочкиным взрослением, если сейчас руки опущу и буду смотреть, как умирает человек, которому можно помочь. Вот такой характер дурацкий. Сама не рада. Но и поперек себя идти не могу.

— Сударыня, — голос доктора стал вкрадчивым, — вы подумайте сами. Вот дам я вашему мужику лауданум, отойдет он, душа горемычная, спокойно. Но коли резать его по живому — это ж какие муки несчастный примет! А успех сомнителен. Заражение. Перитонит. Зачем? Да, я слышал, что такую операцию уже делал некий доктор в англицкой земле, даже и давненько, в прошлом еще веке. Но…

— Барыня, — послышался из комнаты, возле которой мы неосмотрительно затеяли спор, голос самого Демьяна, — дохтур дело говорит. Не дамся резать, лучше помру, как доброму христианину, значит, на роду написано.

— Сударыня, пациент может умереть от болевого шока, — поддержал Демьяна Аркадий Пахомыч. — Поверьте войсковому хирургу, эта участь гораздо хуже спокойной кончины под лауданумом.

Из людской, где, естественно, подслушивали, послышалось тихое оханье, а затем и приглушенный бабий вой.

Я закрыла глаза и мысленно посчитала про себя до десяти и обратно. Все может прахом пойти от одного моего слова… Собственная дворня возненавидит, скажет, барыня ради своих вонючих опытов человека живого не пожалела. Мигом забудут все добро и удобство…

И все равно. Все равно.

— Михаил Федорович, если вдруг что — богом прошу, позаботьтесь о Лизоньке, — только и сказала я исправнику. — Слово дайте.

— Клянусь, — коротко поклонился мужчина, взявшись рукой за нательный крестик, который вытащил из-под мундира. — Но вы все же подумайте, Эмма Марковна. Конечно, господин лекарь немножко приукрасил — не каторга это, а опека над поместьем, да и то вряд ли. И все же…

Я глубоко вздохнула и начала объяснять всем окружающим про наркоз. В красках. Врач удивленно посмотрел на меня. Спорить сразу не стал, и слава богу. Вспомнил, должно быть, студенческие забавы: добавляя спирт в серную кислоту, молодые олухи на развеселых вечеринках получали так называемое сладкое купоросное масло, парами которого дышали вместо недоступной за неимением у нищих пацанов денег водки.

В общем, дал мне возможность развивать аргументацию.

— Вы сами подумайте, Аркадий Пахомович, — убеждала я. — Если вы боевые ранения лечили, и в живот тоже, неужто тут не сдюжите? И ответственности никакой — вы сделали что смогли, выполнив свой долг. Зато в случае успеха эта операция войдет в историю! И в дальнейшем средство для искусственного сна во время операции столь многим жизнь спасет, неужели вы не хотите оказаться у истоков этого открытия? Мало ли, что выделила я сию субстанцию во время любительского опыта, нести его людям должен только настоящий врач!

Кажется, этот аргумент стал решающим, судя по тому, как вдруг выпрямился и расправил плечи доктор. Теперь главное ему еще про пользу антисептики внушить…

Операционной должна была стать комната по соседству с той, в которой лежал Демьян. Ночь для него прошла относительно легко, он даже дремал временами, как доложила Павловна. Ничего не ел он уже пару дней, но пил вволю, и прямо перед приездом доктора мужики его на руках относили в нужный чулан.

Я не знала, сладится ли с доктором, но девкам все равно приказала вымыть комнату со щелоком три раза — и полы, и стены, и даже потолок. Стол выскоблить. Воды с разными травами (по подсказке бабушки-знахарки из моей деревеньки) накипятить и держать горячей. Простыню, которой застелили стол, взяли из чистого кипяченого белья и тщательно прогладили.

Я еле подавила желание дать наркоз прямо сейчас, ничего не спрашивая и не объясняя. Просто положить ему на лицо платок, смоченный эфиром, и…

Но риск был действительно велик, а это — человек. А не подопытное животное. Тем более про операцию говорили только что, и мнение он высказал.

— Барыня, так меня сейчас все же резать будут? — спросил напряженным голосом Демьян. — Не дамся! Вчера и то прихватывало, будто крыса грызла изнутри. Будь так на берегу — в омут бы кинулся, да грех это. А вы еще и резать надумали? Нет, не дамся! — добавил он еще раз, увидев лекаря, вернувшегося с сундучком инструментов и в буром халате. Который я у него, кстати, перед операцией отберу, потому что невооруженным взглядом видно, сколько на нем неполезной заразы. Выдам из своих лабораторных запасов, что мне девки из белого полотна пошили. Халаты те регулярно стираны, и кипятят их перед этим на совесть. И прогладят сейчас еще раз, только Павловне про это шепну. Она уже давно не спорит, даже если не понимает моих экзерсисов.

— Ты, голубчик, погоди, — задумчиво произнес Аркадий Пахомыч, обращаясь к Демьяну, — ничего еще не ясно. Барыня твоя обещала лекарство тебе дать, от которого ты заснешь и ничего чувствовать не будешь. Ни боли, ни тоски земной. А там как Бог рассудит. Это хорошо, если из брюха горячую гниль вырезать получится, считай, в рубашке родился. А коли судьба у тебя на тот свет уйти — так ты исповедался, причастился, сейчас заснешь, а там и не заметишь, как апостолы святые тебе ворота прямо в царствие небесное откроют.

Глава 32

Убедил-таки. И поскольку маски для эфира у нас все равно не было, пришлось обходиться все тем же платком на лицо и капать капельки по счету. Благо, сколько времени действует определенная доза, я примерно помнила все из того же документального фильма про историю медицины. Очень примерно — слишком много факторов влияет. Сам Демьян, качество эфира, сколько доктор