– Тогда приезжай ко мне, – заволновался старик. – А что случилось-то все-таки?

– Дедуль, это личное. Я правда по телефону не хочу.

– Я могу к вам сам приехать.

– Нет! – перепугалась Маша, представив сцену встречи невестки со свекром.

– Нет так нет. Жду.

Маша грустно посмотрела на монитор. По нему плавала счастливая желтая рожица.

– Мария, ты мне документы по финнам подготовила? – в приемную выглянул Сокольский. – О, какое у нас отрешенное выражение лица. Ты, часом, не влюбилась?

– В кого?

– Вот те раз! Да хоть бы в меня! – хмыкнул шеф. – Вся любовь – вечером, а сейчас – документы нужны.

– Я уже почти доделала.

– Почти – не считается. Веселей давай.

– Машка, у меня такое! – в помещение влетела Алина и направилась прямиком к чайнику. – Надо выпить! – пояснила она, заваривая себе чай в гостевой кружке.

– Если выпить, то у меня есть что покрепче, – Сокольский игриво ухмыльнулся и скосил глаза в кабинет.

– Мне покрепче нельзя, у меня культпрограмма, – восторженно поделилась Шульгина и умоляюще посмотрела на юриста: – Мне с Машей поговорить нужно. Просто ужас как нужно.

– Никто не хочет работать. Ладно, пять минут, девочки. Мария, я жду документы, – и он скрылся в кабинете, почему-то не закрыв дверь до конца. Наверное, собирался подслушивать. Как женщинам любопытны мужские секреты, пусть даже абсолютно посторонних мужчин, так и сильной половине человечества любопытны женские тайны.

– Копейкина пригласила Толика в кино! – торопливо зашептала Алина. – Он согласился. А Ритка мне посоветовала перехватить его и предложить переспать. Сейчас я у тебя накрашусь и пойду!

– Куда пойдешь? – оторопела Маша.

– Предлагать переспать.

– Аля, Рита пошутила.

– Ничего она не пошутила. Все правильно. В принципе, пригласить мужчину в кино – то же самое. Ясно же, что они будут делать после сеанса.

– Богатов ее проводит и поедет домой, – предположила Маша.

– Ха-ха-ха! – демонически хохотнула Алина. – Так она его и отпустила. Все. Если он идет с ней в кино и остается в темноте, то его песенка спета.

Алина говорила так, словно штатный психолог была вампиром, а Анатолий Кузьмич, не подозревавший, что за него идет такая борьба, наивной жертвой.

– Поэтому сегодня он мой! Ритка правильно сказала: мы часто скрываем свои истинные намерения. А мужчинам все надо разжевывать и с ложечки по капле скармливать нужную информацию. Именно по капле, иначе будет несварение, и вместо ожидаемого результата получится ерунда. Сегодня я раскрою ему себя.

При этих словах Маше вдруг вспомнился макет лягушки, распластанный на стене в кабинете биологии. Вздрогнув от накативших воспоминаний, она схватила подругу за руку:

– Аля, ты сошла с ума. Так нельзя! Это ужас какой-то! Зачем ты звонила Гусевой? Когда она советовала что-нибудь нормальное? Ты вообще соображаешь, что будет, если он откажет? Ты же здесь работаешь! Он же твой шеф!

– Не откажет! Вот увидишь! Матвей Иванович, – завопила Шульгина, распахнув дверь в кабинет Машиного начальника. Сокольский оказался на удивление близко к выходу. Он в напряженной позе стоял у шкафа и придирчиво смотрел на полки, заложив руки за спину. – Матвей Иванович, – Шульгина взяла Сокольского за рукав пиджака и со страстным шепотом приникла к обескураженному юристу. – Скажите, если вдруг вам девушка скажет, что хочет провести с вами ночь, вы откажетесь или согласитесь?

– Конечно, соглашусь, – сипло подтвердил Сокольский, тут же, впрочем, исправившись: – Но у меня нельзя. У меня там жена. Надо где-нибудь… в другом месте.

– Вот, – Шульгина отвалилась от Матвея Ивановича так же стремительно, как и прилипла. Тембр голоса тоже резко сменился на нравоучительный: – Видишь, Маня, как все просто.

С этими словами она, победоносно задрав голову, удалилась из приемной, оставив Машу и Сокольского в гнетущем неловком молчании.

Как правило, когда нужно, чтобы рабочий день пролетел побыстрее, он обязательно будет волочься как удав, обкормленный снотворным, но в те редкие моменты, когда хочется отсрочить момент окончания трудовой вахты, будьте уверены – день пролетит как одно мгновение.

Маша не была уверена в том, что надо советоваться с дедом. Но больше было просто не с кем. С одной стороны, это было вообще не ее дело: родители взрослые люди и разберутся сами, а с другой… Как же не ее, когда это ее родители! Ее семья! А вдруг как раз без ее вмешательства не разберутся? Или наоборот – она своим участием в истории что-нибудь безвозвратно испортит? Да и надо ли что-то исправлять?

Мама, вдохновленная темой мести, совершенно не переживала. Или просто Маша этого не замечала. Или старалась не замечать. Разумеется, присутствие Дианы Аркадьевны в квартире создавало колоссальные неудобства. Это понимали все, кроме самой виновницы переполоха.

– Не могу же я выгнать маму, – уныло шептала Маша не далее как сегодня утром супругу, свирепо переминавшемуся с ноги на ногу у туалета. – А вдруг она с собой что-нибудь сделает? Я же тебе рассказывала, как еле-еле успела ее с подоконника снять.

– Зая, если бы она на самом деле хотела прыгнуть, то не стала бы тебя дожидаться. Твоей маме не хватает зрителей. Дома их теперь нет, а тут – полный зал. Аншлаг! Все билеты проданы! – Тут он не выдержал и со всей силы треснул кулаком по косяку. – Теща, любезнейшая, вы там уж не счеты ли с жизнью сводите? Если да, то не соблаговолите ли перенести это мероприятие на час попозже? Мне на работу надо!

Диана Аркадьевна распахнула двери и высокомерно взглянула на зятя:

– Алексей, не хами! Хочу напомнить, что эта квартира куплена не на твои деньги, а на наши.

– О! – обрадовался тот. – Какие меркантильные темы мы затрагиваем. А ты, Машуля, боялась, что маманя утопнет в своих страданиях. Теща возвращается в себя. Если бы она еще и к себе вернулась, то было бы совсем сказочно.

– Лёша! – испуганно дернула его жена.

– Правда глаза колет, потому и бесится, – ехидно прищурилась маменька.

– Правда, любимая теща, в том, что квартира куплена на деньги моего работодателя, к которому я в данный момент опаздываю. Так что не примазывайтесь.

Именно тогда Маша подумала, что если так будет продолжаться, то все кончится плохо. И именно тогда она решила задействовать тяжелую артиллерию в лице деда.

Дверь дедовой квартиры распахнулась, предъявив вздрогнувшей от неожиданности внучке юное пухлощекое создание, похожее на слегка перекормленную Золушку.

– Здрасьте! А я – Лида! Проходите, тапочки переобувайте! А вы Маша? – словно пулемет выдавала Золушка с характерным южным говорком.

– Маняша, – в коридор вышел сам Михаил Яковлевич, тревожно улыбаясь. – Давай проходи. Лидок, накрой нам.