– Кажется, Делла. Она как-то связана с вами?

– Возможно, это моя мать.

На его лице отразилось непонимание, смешанное с недоверием. Он снова смотрел на меня, слегка прищурившись.

– Вы хотите сказать, что она родила вас до того, как погибла?

– Я хочу сказать, что она не погибла. То есть… теперь уже да, но не тогда.

Я открыла сумочку, которую он мне вернул, достала портрет и протянула ему.

– Вот, это моя мать. Незадолго до пожара, как я понимаю. Вы знаете, как выглядела Делла Блэк?

Фарлаг покачал головой.

– Нет, я поступил в Лекс уже после пожара, а у ее отца сохранилось всего несколько портретов, где она еще ребенок. Так вы здесь, чтобы…

– Узнать правду о своей семье. До смерти мамы я, как оказалось, ничего о ней не знала. А потом человек, которого я считала своим отцом, сказал, что мама привезла меня из Лекса. Я решила, что она здесь училась, поэтому перевелась сюда.

– И залезли в мой кабинет, чтобы найти ее личное дело?

Я кивнула, настороженно глядя на него. Не знаю, чего я ждала. Может быть, что он разозлится или разочаруется, узнав правду. Или потеряет интерес. Но ничего из этого не произошло. Тогда я решилась признаться и в том, чего не сказала даже Алеку:

– И еще я хочу узнать, кто мой отец, почему моя мама никогда о нем не говорила и не связано ли все это как-то с ее внезапной гибелью.

Фарлаг какое-то время молча разглядывал мое лицо, и меня било мелкой дрожью то ли от его взгляда, то ли от холода, то ли от страха.

– Он был у вас всегда? – внезапно спросил Фарлаг, возвращая мне портрет.

– Нет. Я нашла его в коробке, которую мне принес господин Кобал.

– Что еще было в той коробке?

– Много разных мелочей, – я пожала плечами. – А что?

Он улыбнулся и чуть наклонился ко мне, заговорщицки понизив голос:

– Покажете? Заходите после ужина со всем, что у вас есть. Я бы пригласил вас на ужин, но не думаю, что компания Алисии будет уместна для этого разговора. Или приятна вам.

Я почувствовала странный скачок эмоций: в первый момент, когда он предложил прийти, испытала небывалый подъем, но упоминание Алисии – жены, по всей видимости, – тут же испортило мне настроение.

– Не уверена, что будет уместен мой визит к вам. Или приятен вашей жене.

– Меня не волнует, что вы думаете, – хмыкнул он. – Я ваш ректор. И я вас вызываю в свой кабинет. В девять. Не опаздывайте.

Я очень сомневалась, что он имеет право отдавать такие распоряжения, но почему-то мне не захотелось спорить.

– Вы очень пунктуальны, Тара, – сегодня ректор Фарлаг был щедр на улыбки.

Я изобразила вежливую ответную улыбку, проходя в его кабинет и собираясь, как обычно, сесть в кресло посетителя. Однако Фарлаг остановил меня, поднимаясь из своего кресла.

– Давайте пройдем в другую комнату, чтобы нам никто не мешал, – предложил он.

Встречаться с ним вечером и так было странно, а делать это не в кабинете – еще более непривычно, но я не стала спорить и послушно проследовала за ним в небольшую и довольно уютную комнату. Вероятно, это была та самая малая гостиная, которую он упоминал утром. Она походила на гостиную в наших с Реджиной апартаментах: здесь тоже был камин, небольшой диван и пара кресел, чайный столик. Последний к моему удивлению оказался сервирован на двоих. К вечернему чаю предлагалось тонкое хрустящее печенье, шоколадные конфеты и даже сырная тарелка.

Фарлаг указал мне на диван, сам сел рядом, и, хотя между нами осталась вполне приличная дистанция, мне все равно показалось это… волнительным? Даже более интимным, чем завтрак с ним. Все-таки утром между нами, как всегда, стоял стол, пусть и не письменный, а тут нас разделял только воздух.

Я торопливо выложила на диван все, что принесла с собой, хотя бы так отгораживаясь от ректора. Тот лишь покосился на шкатулку и жестяную коробку, пока разливал по чашкам чай. Только сделав пару глотков и вернув чашку на место, он принялся рассматривать предметы.

Первой его заинтересовала шкатулка.

– Очень красивая работа, – заметил он. – Она не открывается. Какие-то особые чары?

– Очевидно, – кивнула я. – Я нашла ее в своем столе, когда собирала вещи. Она стояла рядом с моей шкатулкой с украшениями, на нее была наложена невидимость, поэтому я даже не знала, что она там, пока случайно не смахнула. Перепробовала все отпирающие заклятия, но ничего не помогает. Я не представляю, что там внутри.

Фарлаг задумчиво покрутил шкатулку в руках, потом положил на ее крышку ладонь и прикрыл глаза, но тут же отдернул руку и тихо выругался. Ему пришлось положить шкатулку снова на диван, чтобы освободившейся рукой сжать фокусирующий артефакт.

– Сэр, если вы еще недостаточно восстановились, может быть, не стоит? – осторожно предложила я, за что получила удивленный и немного даже оскорбленный взгляд. Я тут же попыталась объяснить: – Просто вы говорили, что расходование магического потока может спровоцировать приступ…

Он криво усмехнулся, вспомнив, когда я могла такое услышать.

– Не бойтесь, Роук, два дня подряд у меня приступы не случаются. На неделю как минимум я от них избавлен.

Меня это не слишком утешило: переживать такое раз в неделю казалось мне ужасным. Пока ректор пытался определить тип заклятия, я задумалась о том, от чего зависит его обращение ко мне: он называл меня то по имени, то по фамилии, то добавлял вежливое «госпожа», то внезапно переходил на «ты».

– Не могу определить, – через какое-то время сдался Фарлаг, откладывая шкатулку в сторону. – Что-то очень мощное, возможно, даже темное. Мне оно не под силу.

Я не смогла сдержать разочарованный вздох, и Фарлаг снова покосился на меня… немного обиженно.

– Зато могу сказать, что внутри бумага, вероятно, письмо или какой-то документ, жидкость и что-то похожее на браслет или ожерелье.

Его слова заставили меня задуматься, и в этой задумчивости я тоже потянулась за чаем, а потом и за печеньем. Браслет или ожерелье меня мало интересовали, а вот предполагаемое письмо – очень сильно. И жидкость. Что это могла быть за жидкость?

Фарлаг тем временем взялся за жестяную коробку и первым делом снова посмотрел на обгоревший портрет моей мамы.

– Вы очень похожи.

Его слова удивили меня. Чаще люди говорили, что я совсем не похожа на мать. И на родителей вообще. Теперь я полагала, что внешностью пошла в родного отца.

– Да нет… – осторожно возразила я, боясь его снова задеть. – У нас совсем разные черты лица.

– Черты – возможно, – ничуть не смутился он. – В этом я не силен. Но у нее такие же светлые волосы и голубые глаза, выражение лица очень похоже. Вы улыбаетесь совсем как она на этом портрете.