И в наступившей тишине ни одной из них не пришло в голову более ни слова.

* * *

Действительно, с того дня между ними что-то поменялось. Отныне при встрече они улыбались друг другу. Он мог за обедом накрыть рукой ее руку и даже погладить по щеке. Она заливалась краской, но глаза ее сияли, а сидя за игрой, они теперь болтали и смеялись. Приходил портной снять с Джованни мерки. Он поговорил с виноделом о заказе вина из домашних виноградников и связался со своим бывшим шурином в Мантуе по поводу покупки арабского жеребца. Теперь у него тоже водились деньги.

Когда он отправился на аудиенцию к папе, то был одет с иголочки. Александр, которому отчаянно хотелось верить, что он поступил во благо дочери, позволил себе выразить восхищение.

– Добро пожаловать в нашу семью.

Джованни пал на колени и поцеловал кольцо рыбака.

– Всегда к вашим услугам.

«Приходится надеяться, учитывая размер приданого», – подумал про себя папа, жестом позволяя ему подняться.

Все это время Чезаре не появлялся. В день приезда Джованни он уехал на охоту в Субьяко, а вернувшись, предпочел встретиться с отцом, а не с сестрой. Когда они в конце концов увиделись на свадьбе одной из римских семей, он опоздал и сидел за другим столом. Лукреция сама подошла к нему, шумно приветствовала, обняла и расцеловала.

– Где ты был все это время?

Чезаре крепко прижал ее к себе, затем отпустил, задержав в своих руках ее ладонь.

– Как ты, сестренка?

– Я… великолепно, – сказала она, а потом добавила с напускной строгостью: – Ты избегал меня…

Он пожал плечами.

– Я был занят делами церкви… – Он посмотрел в дальний конец зала, где сидел погруженный в беседу Джованни. – Так, значит, теперь ты по-настоящему замужем?

– Да.

Он снова посмотрел на ее мужа. Будто почувствовав на себе этот взгляд, Джованни обернулся, и глаза их встретились. Ни один не улыбнулся.

– И… он ничем не огорчает тебя? – снова обратился брат к Лукреции.

– Нет, – она потупила взор. Его рука все еще удерживала ее, и она не могла отойти. – Все идет своим чередом. Тебе не о чем беспокоиться. – Лукреция осторожно высвободила руку и широко улыбнулась. – Может быть, сядешь с нами?

– Позже. Мне надо обсудить здесь кое-какие дела.

В другом конце зала за этой встречей наблюдала Адриана. На протяжении вот уже десяти лет она всю себя отдавала заботе о детях своего кузена. Но Чезаре всегда оставался для нее загадкой. Еще ребенком он был себе на уме. Казалось, его ничто и никто не волнует. За исключением сестры. С ней он всегда вел себя по-особому.

– Чезаре, – сказала ему Адриана после ужина, – тебе не нужно волноваться насчет Лукреции. Ты ведь знаешь, я всегда присмотрю за ней.

– Да? Так же, как ты присмотрела за собственным сыном?

А в Ватикане тем временем, как и предсказывал Александр, началась большая политическая игра.

Не успели тело Ферранте опустить под мраморную плиту, как в Рим поспешили неаполитанские посланники. Александр сидел в приемной и внимательно их выслушивал. Каждый приносил письмо от Альфонсо, сына и наследника Ферранте. Тот напоминал папе, что всегда был и остается его преданным слугой, что благородство его и щедрость не знают границ, и ему не терпится передать все необходимые титулы и земли будущему шурину Джоффре и его братьям. Все, что ему нужно взамен, это дата коронации. Через некоторое время в его письмах стало сквозить отчаянье.

Франция, со своей стороны, была обеспокоена ничуть не меньше. Кроме того, она вела двойную игру. На самом деле ни о каком вторжении не было и речи! Война с Неаполем – лишь необходимый этап похода против язычников на восток. Разве папа может не поддержать эту богоугодную миссию? Во время их разговора Александр с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться. Впрочем, сама проблема была достаточно серьезной, а высоким ватиканским чинам нередко приходилось поддерживать порядок из-за кулис: когда страны на грани войны, послам важно оставаться вне конфликта.

Первые недели Александр наслаждался ситуацией: его расположения добивались, его умасливали и обхаживали. Как же давно он мечтал об обладании такой властью! Но он не позволил эйфории ослепить себя. Он прекрасно понимал истинное значение всего происходящего и знал, что к весне уже не сможет удерживать равновесие. Перед ним стоял трудный выбор. Либо он согласится на коронацию Альфонсо и нанесет этим обиду Милану, либо порвет все отношения с Неаполем и поддержит Францию. Александр провел ночь в молитвах. И Господь передал ему через святую Марию то, что он и без того понимал: какие бы выгоды ни сулило противостояние итальянских городов-государств, но иностранная армия, пройдя через Италию, принесет лишь разруху и опустошение. А он все-таки прежде всего церковный пастырь.

Александр позвал Буркарда. Спустя час многострадальный церемониймейстер удалился в свой заставленный книгами кабинет, чтобы начать подготовку к инициированной папой церемонии инвеституры короля Неаполя Альфонсо, вскоре после которой состоится официальное бракосочетание его дочери Санчи с младшим сыном папы. Посла Неаполя поставили об этом в известность сразу же, но попросили держать новости в тайне еще несколько дней.

На следующее утро Александр послал королю Франции золотую розу.

– Она была освящена моей рукой в минувшее четвертое воскресенье Великого поста, – сказал он, передавая массивное золотое изделие послу Франции. – Это символ величия нашего Господа после мучений распятия на кресте и величайший подарок, который мы только можем сделать правителю, чьей дружбой так дорожим, ведь он символизирует любовь и союзничество. Обратите внимание, насколько искусно выполнен сам цветок. Когда король возьмет его в руки, то может раскрыть бутон и вдохнуть аромат масел, налитых в него собственноручно мною.

Посол, который был отлично осведомлен о том, что на самом деле происходит, взял розу и открыл бутон. Он сделал вдох и резко отдернул голову. Произошло ли это под действием ароматических масел или являло собой дипломатическое презрение, наверняка сказать тяжело. Но лицо Александра расплылось в улыбке.

* * *

К концу недели новости достигли всех уголков страны, и Джованни Сфорца-Борджиа в собственном дворце близ Ватикана ощутил столь знакомую ему боль в животе. Он попросил своего тестя об аудиенции.

– Счастлив ли ты с моей дочерью? – угрожающе промурлыкал папа. Хоть понтифик и ожидал визита зятя, ему не терпелось побыстрее отделаться от него: не хватало, чтобы еще и эта нервная рыбешка мутила воду в озере, где полным-полно акул.

– Да, ваше святейшество. Очень счастлив. Однако я подумал…

– О чем? Расскажи мне.

– Что ж… боюсь, ваши отношения с моими дядюшками… с моей семьей… несколько усложнились.