Поскольку отставник был пьян, то женщины в автобусе приняли сторону очкарика. Дорогин не вмешивался, хватало своих проблем. Водитель пару раз через динамики предупредил, чтобы прекратили выяснение отношений в салоне, затем пару минут молчал, а после резко нажал на тормоза. Сцепившиеся старики упали на пол.

– Чего стали? – крикнул парень с заднего сиденья.

– Пока вы их не выкинете из машины, я никуда не поеду.

Сперва это показалось глупой шуткой, но водила заглушил двигатель, достал газетку, разложил ее на руле и принялся читать с таким видом, что было понятно: пока не прочтет, всю, вплоть до телефонов редакции и тиража, в путь не тронется.

– Эй, мужики, вы все затеяли, идите с ним и разбирайтесь, – кричали пассажиры. Их заела гордость.

– Хрен я пойду перед ним унижаться, – кричал отставник, – он нас везти должен, мы деньги заплатили. Вот до чего твои демократы страну довели. Каждый делает что хочет – и отставник, скрутив фигу, ткнул ее в стекло водительской кабины.

– Из-за таких уродов, как ты, порядка нет, – кричал растерявший больше половины своей интеллигентности старик. Загудели динамики:

– Товарищи пассажиры, я сказал, пока вы сами их на дорогу не выкинете, никуда не поедем.

В автобусе воцарилось молчание.

– Может, и впрямь, выкинуть их, – предложил парень, но поддержки у пассажиров не получил.

– Извините, – сказал Дорогин и стал пробираться по проходу к водительской кабине.

Постучал по стеклу. Водитель неохотно открыл дверцу.

– Чего тебе?

– Во-первых, не тебе, а вам, во-вторых, ты сейчас заведешь машину и поедешь.

– Ху-ху, ни хо-хо? – ответил водитель, попытавшись захлопнуть дверцу, но нога Дорогина уже стояла на пороге.

– Еще раз говорю тебе, поедешь, хочешь этого или нет.

Водитель, крепкий 45-летний мужик, презрительно улыбнулся.

– Я здесь решаю, ехать мне или стоять. Дорогин схватил его запястье, сжал пальцы, оторвав его руку от руля, прижал ладонь к набалдашнику переключателя скоростей и сжал пальцы водителя еще сильнее:

– Я сейчас проверну ключ, а ты уж, будь добр, нажми на педаль сцепления.

Мужик пытался вырвать руку, но даже не сумел отделить ладонь от набалдашника на переключателе скоростей.

– Лучше послушайся меня.

– Ху-ху… – прохрипел упрямый водила.

– Не хо-хо, а придется, – ответил Муму. Лицо мужика побагровело.

– Врешь, не возьмешь…

– Уже взял.

Так с водителем еще никто не позволял себе разговаривать. И он против своей воли нажал на педаль сцепления, заурчал двигатель. Дорогин перебросил рычаг.

– Трогай, – сказал он и разжал пальцы. До самой автостанции в салоне царило полное молчание. Люди смотрели куда угодно: в окно, под ноги, лишь бы не на Дорогина. Ему хотелось крикнуть: “Чего вы боитесь? Я не зверь, не бандит. Я всего лишь умею постоять за себя. И за вас тоже”.

Автобус уехал, пассажиры разошлись, и Сергей остался на перроне автостанции. Было странно наблюдать за жизнью большого курортного города, зная, что всего в нескольких километрах отсюда мир устроен совсем иначе. Словно за рекой живут другие люди, словно на их календарях другое время.

На противоположной стороне улицы на небольшом вагончике виднелась надпись: “Переговорный пункт”. Располагалась она над небольшим, аккуратно сделанным вагончиком.

«Бог ты мой, – спохватился Дорогин, – я же должен предупредить Тамару. Ей могут сказать, будто я погиб.»

Лавируя между машинами, Сергей перебежал улицу и, сунув оператору деньги, бросился к кабинке.

– Ало, – раздался спокойный голос Тамары Солодкиной.

– Это я, Сергей, – как можно более спокойно, с трудом справляясь с дыханием, сказал Дорогин.

– Откуда ты звонишь?

– С берега моря.

– Вам хорошо, уже возвращаетесь? Как прошла встреча? Передавай привет Паше, он мне очень понравился.

Дорогин молчал.

– Что-то случилось? – спросила Тамара, почувствовала напряженность в молчании Дорогина.

– Поэтому и звоню.

– Ты в порядке?

– Почти, – Сергей колебался, стоит ли рассказывать Солодкиной правду немедленно. – Всего по телефону я не могу рассказать. Паша убит…

– Боже! – воскликнула женщина.

– Я не знаю, кто это сделал, зачем… Нас расстреляли на дороге. Я ничего не мог сделать. А теперь, если тебе скажут, что я погиб, ты не удивляйся. Они не знают, что мне удалось уйти.

– Возвращайся домой, – попросила Тамара.

– Не сейчас, позже. Кто бы к тебе ни пришел, ты ничего не знаешь. Я не звонил.

– Приезжай, я тебе приказываю.

– Приказывать ты не можешь. Тебе лучше уехать и пожить где-нибудь в другом месте.

– Только вместе с тобой.

– Еще… Тебе могут позвонить, чтобы передать информацию для меня. Спроси, кто звонит или от кого.

– Слушай, ты должен…

Дорогин не выдержал и повесил трубку, почувствовав, что еще немного, и он сломается. Он злился на себя. “Сколько раз я говорил себе, что не имею права на семью. Она же не виновата, что я не умею жить так, как все. Что несчастья притягиваются ко мне как к магниту."

Дорогин вышел на тротуар и огляделся.

"Нет, я не вернусь, пока не найду тех, кто убил Пашку. Но для начала мне нужно обменять немного денег.”

Давид, ехавший в УАЗике на заднем сиденье, чувствовал, как буквально давит на него груз случившегося, будто взвалили ему на плечи мешки с деньгами.

– Остановись, – приказал он водителю. Садко глянул на Шпита, послушаться или нет.

– Раз говорит, останови, значит, надо. Может, в кусты ему приспичило сбегать, – Шпит нервно хохотнул.

Машина дернулась и замерла на обочине.

– Кусты подождут, – сказал Давид, – к тому же я один из машины не выйду.

– Почему?

– Я выйду, а вы уедете.

– Если бы я хотел этого, то пристрелил бы тебя прямо здесь.

– Не успел бы, я держу в кармане пистолет наготове, со снятым предохранителем.

– Я знаю об этом.

– Нужно поговорить.

– Всем четверым?

– Да. По-другому не получится. Шпит вздохнул.

– Деньги большие, очень большие. И мы оказались не готовы к этому.