– Конечно, мадемуазель Адель! Я вообще не хочу вмешиваться в дела моих хозяев. И вы правы тоже, когда говорите, что этим я невольно могу причинить им вред. Но… вы-то сами, что вы собираетесь с этим делать?

– Я? Да ничего,– ответила Адель, убирая рубашку к себе в карман. – Мне бы надо побольше узнать об этом. А там видно будет. Моя крестная так добра ко мне. Я бы никому не позволила причинять ей боль… Ну ладно! А сейчас хватит болтать! Работа ждет…

Вновь принявшись гладить, Адель ухмылялась, представляя себе будущее, которое, как она надеялась, сложится во ее планам. Пока что все разворачивалось прекрасно. Лизетта – девушка простая, и она пользуется уважением. Она ни за что на свете не будет болтать. Но когда придет время, она сможет выступить свидетелем. Но вот чего следует избежать любой ценой, так это того, чтобы дело дошло до ушей главной прачки. Какая-то вещь, забытая в кармане, будь то хоть малюсенький платочек, – это заденет ее профессиональную гордость, она будет отстаивать свою компетентность, и тогда план Адель может рухнуть. Нужно дождаться, когда кончится вся эта суматоха, и в Тринадцати Ветрах опять воцарится обычное спокойствие.

Уверенная в самой себе, Адель выжидала.

Спустя два дня после отъезда Жервезы Морэн, Адель – добрая душа, решила, что пора, наконец, приступать к действиям. Приехав в Тринадцать Ветров под благовидным предлогом одолжить немного сахара, что она делала и раньше, правда, иногда это был не сахар, а мука или растительное масло, пряности или шоколад, или кофе, – Адель была уверена в том, что она застанет мадам Тремэн у себя. По крайней мере она надеялась на это. Действительно, Агнес была дома, но не одна. Рано утром к ней заехала Роза де Варанвиль и осталась позавтракать.

Войдя в гостиную, мадемуазель Амель застала двух подруг, увлеченных разговорами, и была вынуждена разыграть смущение: она так огорчена, что потревожила двух милых подружек, она зашла только на минуту, чтобы поприветствовать любимую крестную и провести одну минуточку в ее обществе, но она тут же собирается уйти, чтобы не мешать их беседе.

– Нет ничего более неприятного для меня, как быть навязчивой, – заключила она, сконфуженно улыбаясь. – Клеманс должна была бы предупредить меня, что мадам баронесса здесь, и тогда я не посмела бы…

– Ах! Не говорите глупостей, Адель! – добродушно промолвила Агнес. – Клеманс прекрасно знает, что я всегда рада вас видеть. Да и к тому же мадам де Варанвиль только что сказала, что ей уже пора. Оставайтесь!

Роза, которая ненавидела Адель, отдала бы все что угодно, лишь бы продлить свой визит, но она в самом деле только что объявила, что после обеда к ней собиралась заехать ее тетушка де Шантелу в компании со старым маркизом д'Аркуром, чтобы переночевать у нее в замке по дороге в свое собственное имение. И в связи с этим Роза просто обязана была встретить их у себя дома, стоя на последней ступеньке парадной лестницы.

Поэтому она удалилась. Агнес проводила ее до вестибюля, где Роза посчитала своим долгом высказаться по поводу Адель:

– Ты допускаешь большую ошибку, Агнес, принимая эту девчонку у себя дома, как будто она из нашего круга. Выгони ее вон, не затрудняя себя объяснениями. Ты слишком много значения ей придаешь, вот увидишь, как-нибудь она этим воспользуется.

Агнес подернула плечиками и подняла глаза к потолку:

– Это просто невыносимо! Честное слово, вы, наверное, сговорились – ты и Гийом? Он тоже ее ненавидит, и это несмотря на то, что она его родная кузина…– Если бы было необходимо любить всех своих родственников, жизнь стала бы нестерпимой! Гийом, видимо, также полагает, что тебе не следовало бы в данном случае так тесно поддерживать родственные связи.

– Может быть, и так. Но я ее ценю. Она всегда такая милая и понятливая, всегда готова оказать услугу…

– Она отъявленная лицемерка, вот кто она! Могу дать руку на отсечение и поклясться своей головой, что это так!

Агнес рассмеялась в ответ на эту горячую клятву, внимательно присмотревшись к головке своей подруги, окруженной, как ореолом, пышной прической из блестящих на солнце волос,« к ее пухленькой ручке:

– Мне будет, очень жаль! Уверена, что ты потеряешь и то, и другое! Ведь ты не знаешь Адель. И поэтому ты не имеешь права, ее судить!

– Да нет, имею. Но ты – слепа! Сожалею, но в тот день, когда ты прозреешь, боюсь, будет слишком поздно. И я буду страдать, видя тебя несчастной, потому что я очень тебя люблю!.. Ах, Боже мой! – вздохнула она, посмотрев на свои часики, в виде украшения висевшие у нее на поясе. – Я совсем забыла про своих стариков! До встречи, моя дорогая! И помни о том, что я тебе сказала!

– Хорошо, обещаю тебе! Поцелуй от меня детей! Воздушный поцелуй на кончиках пальцев – и Роза упорхнула к своей коляске. Агнес на мгновение задержалась, охваченная странным желанием броситься вслед за ней. Внезапно присутствие Адель в ее маленькой гостиной почему-то сделалось ей неприятным, она особенно остро ощутила потребность побыть немного одной. Может быть, потому, что последние слова ее подруги оставили след в ее сознании… Вдруг возникло ощущение близкой опасности, которая поджидала ее там, за этой закрытой дверью!

Застыв у двери и не решаясь войти, она было решила подняться к себе в комнату и послать сказать своей гостье, что почувствовала себя плохо и не сможет ее принять, но прогнала прочь эту мысль, посчитав ее глупой. Ну как может бедная Адель, всегда такая вежливая и предупредительная, представлять собой опасность? В конце концов она, Агнес, не должна придавать значения необоснованным предчувствиям Розы и Гийома. Ведь предчувствия никогда не основываются на реальных фактах. И она вошла.

Агнес вошла в гостиную в тот самый момент, когда Адель, громко высморкавшись, вытирала глаза.

– Но… Вы плачете? – удивилась мадам Тремэн. – Что с вами случилось, кузина?

– Да так… ничего. Соринка, я думаю, – ответила та голосом, достаточно дрожащим для того, чтобы Агнес не поверила ни единому слову ее заверений. Агнес обняла ее и подвела к небольшому канапе, где усадила рядом с собой:

– Посмотрим. Скажите мне, что произошло. Вы же знаете, какое участие я принимаю в вашей судьбе…

– Да, я знаю… Вот поэтому-то я и чувствую себя такой несчастной. Я вас умоляю, кузина, не расспрашивайте меня больше ни о чем, лучше позвольте мне скорее уйти…

– Но почему, наконец?

– Я… я не могу свыкнуться с мыслью, что что-то может доставить вам страдания… Поэтому очень прошу вас, отпустите меня.

Вскочив, Адель быстрыми шагами направилась к двери. Впрочем, она не очень торопилась: так, чтобы дать возможность Агнес себя опередить…

– Вы и так уже слишком много сказали… но недостаточно. И постольку, поскольку я являюсь причиной ваших слез, я хочу знать. Смею заверить вас, Адель, вы не выйдете отсюда, пока не расскажете мне все.

Кузина подняла на нее глаза, напоминающие глаза несчастного спаниеля, в которых отражалась напряженная внутренняя борьба. Наконец она бессильно опустилась на пуфик у камина и, тяжело вздохнув, прошептала: