С трудом открываю глаза и встречаюсь с обеспокоенным взглядом мамы. Кажется, за это время она немного постарела. Вижу новые морщинки.

— Мамочка.

— Милая, все хорошо, — успокаивает меня.

Но я-то знаю, что ничего хорошего не будет. У меня без Макара так точно.

* * *

За меня взялись врачи. Томография, всевозможные анализы. А я на стены лезть хочу от того, как рвется моя душа, как плачет сердце. И подушка моя не просыхает. Медсестра уже несколько раз ее меняла.

Мама практически ночует у меня в палате. Меня пытались заставить поесть. Но в глотку ничего не лезет. А если я все же пересиливала себя и что-то удавалось проглотить, все равно через пару минут выходило наружу. Тогда-то мне снова вернули капельницы.

Несколько дней в дороге и, как оказывается, еще и неделя в этой палате, я совершенно не могу сориентироваться во времени. Для меня будто все остановилось.

— А где папа? — я много думаю. Мне нужно хоть о чем-то думать, лишь бы не плакать. Потому что мне уже пообещали работу с психологом. Ах да, еще ко мне пока не пускают следователя.

— Он занят, — натягивает виноватую улыбку мама.

— Так занят, что не может навестить после всего случившегося любимую дочь? — я не удивлена почему-то этому моменту. Даже не ожидала другого.

— Рената, — одергивает меня мама.

А меня распирает возмущение. Но я решаюсь промолчать и понаблюдать за происходящим. А еще мне нужен кто-то, кто знает, что со мной произошло и что случилось с Макаром. Ведь это было частью плана. Значит, они должны знать, что с ним. Жив ли, смогли ли ему помочь? Его не могли оставить без помощи.

Со свистом вдыхаю. От перевозбуждения нахлынувших эмоций я начинаю задыхаться, снова.

На меня накатывает паника, от чего в глазах начинает темнеть, а я не могу сделать вдох полной грудью.

— Рена, — подскакивает мама. — Не волнуйся, все хорошо. Это гипервентиляция легких. Смотри на меня, — начинает командовать. Ее уже проинструктировали медсестры и она знает, что делать. — Замедляй дыхание, старайся вдохнуть глубже и медленно выдыхай через нос. Умница, вот так, — успокаивающе говорит.

И мне становится легче. Получается дышать спокойнее.

— Мам, — она садится рядом на постель и обнимает меня. — Мне нужно узнать об одном человеке, — начинаю я.

— Нет, Рената. Не сейчас, — резко отрезает.

Мне не нравится ее реакция на мою просьбу. Но заметив мое смятение, она тут же добавляет:

— Тебе нужно немного поправиться, восстановить силы. И тогда мы с тобой подумаем над этим, хорошо?

Нет, не хорошо, я обязательно узнаю все. Но об этом я промолчу.

* * *

День сменяет ночь. Ночью я пялюсь в потолок, пытаясь одолеть атакующие мысли. Я думаю. Насколько вообще это возможно. Потому что голова болит адски, стоит только начать копаться в мыслях. А в мыслях я ищу ниточки, ведущие к Макару. Ниточки, которые пытаюсь выцепить из того, что мне рассказывает мама.

Отец так и не появился в больнице. А меня собираются выписывать, так как состояние мое улучшилось. И да. По настоянию врача мама нашла мне психолога.

— Ты перенесла тяжелейший стресс, — каждый раз напоминает она.

Только стресс я перенесла не от того, что провела с Макаром лучшие дни в своей жизни, а от того, что я не знаю, что с ним. То, что я видела как в него стреляют. И кто? Непонятные мне люди. И какую роль они вообще играли во всем этом, я не понимаю. Но по словам одного из них я знаю, что меня хотел забрать Эд. Но его я тоже здесь не вижу.

Господи!

Жутко ничего не понимать! Быть в неведении доводит до отчаяния. В душе теплится надежда, что он жив. Что он меня найдет и заберет. Ну куда я без него?

По щекам снова ползут слезы. Закрываю глаза и вспоминаю те дни, когда мы были вместе. Представляю его рядом, как он в один прекрасный день вернется.

Через пару дней меня выписывают. Мама сияет от счастья. Я же не вижу в этом чего-то особенного.

На улице пахнет весной. Апрель в разгаре. Снега почти не видно. В городе все тает быстрее из-за регулярной уборки и реагентов. Солнце светит, слепит глаза. Я тут же натягиваю на нос солнечные очки. Нас уже ждет машина. Водитель открывает дверь. Забираюсь в салон и понимаю, что домой не хочу.

— Ничего. Все наладится. Ты вернешься к прежней жизни. У тебя учеба, — тараторит мама.

— Где Эд? — спрашиваю.

Я все ждала, когда мама сама о нем заговорит. Но если про отца она сказала, что тот занят. То про моего экс жениха ни слова.

— Эд? — вскинула брови и удивленно смотрит на меня.

— Да, мама. Он как-никак мой жених, — мысленно добавляю “был”.

— Он уехал. Но обязательно вернется.

— Как Карлсон? Серьезно? Мне вообще интересно, а он в курсе, что произошло? — хочу выведать у нее хоть что-то про этого говнюка.

— Он очень переживал, когда узнал, что ты пропала.

— А я пропала, мама? — прищуриваюсь, пытаясь понять, что она вообще знает.

Знает ли о делах отца и семьи Красовецких? Знает ли, что по просьбе отца меня спрятали? И что меня выкрали уже по указке Эда. И куда меня везли? И почему не довезли? У меня, черт возьми, миллиарды вопросов. Где эти чертовы следователи, что хотели со мной поговорить?

Я замечаю едущую за нами машину. Но ничего не говорю по этому поводу. Я устала думать.

— Мам, я готова переговорить с сотрудниками полиции, — заявляю уже у самого дома.

— Никого не будет. Отец все разрулил, — звучит холодный ответ.

— Мам, — поворачиваюсь к ней. — Да что с тобой такое?

— Это с тобой что-то не то, Рената. Ты всегда слушалась. Всегда делала то, что тебе говорили мы с отцом.

— Да, именно, даже согласилась выйти замуж за Эда! А ты вообще знаешь, чем его семья занимается? — выхожу из себя, но тут же прикусываю язык. Я не хочу, чтобы они поняли, что знаю я.

Машина вовремя останавливается у дома и мама быстро выходит, хлопнув дверью.

Я же сижу опешившая от ее поведения. Что это вообще значит?

Меня игнорирует родная мать. И я не понимаю, чем умудрилась за это время провиниться перед ней, что она так со мной. Либо как с непокорной, либо как с умалишенной.

Тем временем день перетекает в вечер. Я закрываюсь у себя в комнате. Голова еще дает о себе знать. Поэтому никаких резких движений. Падаю в свою постель и, зарывшись в подушки, даю волю слезам. Мне плохо. Очень плохо. Мне кажется, я медленно умираю, распадаюсь на кусочки. Без него я не чувствую себя целой.

Меня зовут ужинать и оповещают, что отец вернулся. Кое-как сгребла себя с постели и умылась, приводя лицо в порядок. Нос распух, кажется, он и не возвращается к прежней форме от постоянных моих слез. Веки отекли. И вообще, та еще красавица. Увидел бы меня такой Макар, думаю, испугался бы.