— Ты только послушай, моя птичка, — радостно тараторил Пол чуть погодя. — Вот видишь, я все для тебя разузнал.

Но он мог бы и не стараться. Все равно Хейди не видела возможности нанять машину. А идти одна боялась. Однако намерения у Пола действительно оказались самые добрые. И чаевые, что он сунул в руку старику Вили, были очень щедрыми. Увидев купюру, старик разволновался и горячо пожелал им:

— Дай вам Бог здоровья, и в добрый путь, в добрый путь!

На ужин был сырный пудинг, на который Тоби набросился со здоровым аппетитом.

— Нет-нет, подожди минуточку, — шутливо попросила Хейди, когда Тоби беззастенчиво протянул ей пустую тарелку уже за второй добавкой. — Рори, ты будешь еще?

— Да, пожалуйста. Пудинг очень хорош, — согласился тот, довольно щурясь.

Что с ним? Сегодня утром он был так любезен с Полом, а теперь расплывается в мальчишеской улыбке от уха до уха, совсем как у своего сына. Когда Рори передавал тарелку, они соприкоснулись пальцами, и у нее на сердце вдруг стало радостно и уютно. Ей хотелось, чтобы ему было хорошо, чтобы он был сыт, обласкан, спокоен, умиротворен. Сегодня утром Рори казался ей старше своих лет, и весь день она не могла забыть этого впечатления.

— Сюзанна, — неожиданно заговорила Дженни, — а куда ты сегодня ездила с Полом Фриманом? Я видела, как вы возвращались.

Если бы она бросила Хейди перчатку в лицо, это не прозвучало бы так вызывающе. Смысл слов, холодом проникший в сердце Хейди, заставил ее помедлить с ответом.

Рори нашелся первым:

— Ах да, он же возил тебя на прогулку? Ну что, хорошо прокатились? — Рори поднес ложку ко рту. — М-м, пудинг отменный. Надо бы записать рецепт для миссис Райан.

С той половины стола, где сидела Дженни, раздался невнятный звук. Хрипящий, словно девочка поперхнулась. Хейди взглянула в ее бездонные темные глаза, заметила выступившие на чистом девичьем лбу капли пота. Да она и сама дрожала от тревоги.

— Простите, — нервно пробормотала Дженни. — Я просто хотела спросить, не повезет ли он тебя куда-нибудь завтра.

Она замолчала, и Хейди покачала головой. Что бы ни задумала эта юная особа — это будет явно против Хейди.

— А что, я тебе зачем-нибудь нужна?

Дженни залилась пунцовым румянцем:

— Ну, в общем, да. Я подумала, ты захочешь повидаться с матерью Марией. — Она еще не умела спокойно ставить ультиматум, поэтому умирала от смущения. — Я поеду с тобой, если ты не возражаешь?

В наступившей тишине Хейди обратила взор не на Дженни, а на Рори. Тот едва заметно кивнул. Казалось, хотел ее подбодрить. Мгновение она сидела, пораженная этим, потом отмахнулась от дикой мысли. Рори ведь ни в чем ее не подозревает! А если бы и догадался, он бы наверняка не стал ее поддерживать.

Хейди в который раз оказалась один на один с судьбой, но теперь ее борьба стоила больших усилий. Как олень, она чувствовала себя еще более одинокой, потому что на самом деле ей хотелось тепла, быть ближе к Рори…

Как глупо, боже мой, убеждала себя Хейди. Ты все придумываешь. Не смей. Надо отвечать Дженни, она ждет.

Хейди быстро кивнула:

— Да, разумеется, с удовольствием. Значит, договорились, завтра едем.

На следующий день ей отчего-то вспомнилась Мария-Антуанетта. Как она оделась, когда шла на гильотину? Вроде бы она оделась на казнь очень пышно.

Ее собственное французское имя, казалось, устанавливало между ними незримую связь. Хрупкая Хейди, готовая к топору палача. Она высоко заколола волосы шпильками, застегнула рукава кружевной блузки и стояла с золотистым пальто из верблюжьей шерсти в одной руке и с темным пальто, в котором по воскресеньям ходила в церковь, — в другой. Хейди решила надеть темное пальто, с темными перчатками и ботинками им под цвет. Она спустилась в холл и застала там Дженни — та была в джинсах и пиджаке с меховой отделкой.

— Как ты разоделась, — заметила неодобрительно девочка.

— Ты выглядишь очень элегантно, — тут же вмешался Рори.

Хейди сначала не заметила его и вздрогнула от неожиданности. Она думала, что Рори давно уехал в лесничество.

— Возьмите машину, — любезно предложил он. — А то вам трудно будет перелезать через забор в таком одеянии.

И вновь Хейди показалось, что Дженни нахмурилась.

— О боже, это так все меняет!..

Да что же она такое на самом деле задумала?

— Да, теперь все иначе, — солидно ответила Хейди. — Я стала на пятнадцать лет старше, так что нечему удивляться. Придется тебе с этим смириться.

Но почему Рори так смотрит на нее? Он ведь должен сейчас быть на работе. Он окинул оценивающим взглядом макияж, ее стройные ножки, что очень напомнило Хейди то утро, когда он вошел к ней в спальню, чтобы поторопить. И теперь, как тогда, пульс у нее опять участился. Однако, когда он заговорил, голос его звучал совершенно безразлично:

— Не забудь посмотреть новую часовню, ее построили уже без тебя.

Хейди была очень благодарна ему, он дал очень полезную информацию. Она ведь легко могла сделать вид, будто помнит часовню с детства.

— Сестры в монастыре молятся за маму, — сообщила Дженни, когда они миновали половину пути.

Это сообщение расстроило Хейди. Неужели Дженни надеется? Неужели все еще думает… Нет, не может быть. Хейди отвернулась от дороги и посмотрела на девочку. Если бы Дженни не выглядела такой беззащитной, такой маленькой… пухлые щечки, детские губы… Ее подозрительность, даже враждебность не вызывали злости или обиды Хейди — только глубокое сострадание.

— Дженни, деточка. Ты же понимаешь… — начала она осторожно.

И вздохнула — бесполезно.

— Кажется, та машина хочет, чтобы мы пропустили их вперед, — произнесла Дженни сквозь зубы.

Хейди и раньше подумывала о монастыре. И о том, почему и Сюзанну, и Дженни так тянуло туда. Сама она, например, впервые в жизни ехала в монастырь.

Там оказалось прохладно, очень чисто и пахло чем-то сладким. Статуя Пресвятой Девы, с огромным букетом свежих цветов перед с ней, стояла в конце длинного монастырского коридора. Монахиня, которая вела их к матери Марии, отвесила перед статуей земной поклон.

Все это чрезвычайно поразило Дженни. До сих пор Хейди осознавала житейские последствия своего обмана: в лучшем случае Рори просто выставит, в худшем может подать в суд за самозванство. Однако моральный аспект поступка до этой минуты как-то не приходил ей в голову. В церкви Хейди всегда ощущала себя солдатом, «марширующим в строю». А здесь вдруг почувствовала себя маленькой, нахальной, гнусной притворщицей.

Мать Мария оказалась очень старой и очень мудрой. Ее почитали и в монастыре, и в округе. Обмануть святую женщину, попытаться скрыть, кто она на самом деле, показалось Хейди таким же бесстыдством, как все, что делала настоящая Сюзанна.