Тошнило. От всего этого. Мать выглядела так несексуально, что оставалось удивляться, как у отца хватало воображения на сальности. В его скабрезностях проглядывало нечто сродни зловредной зависти язвенника к нормальному аппетиту, так насмехается ущербный над здоровым.

И некого винить. Женщина в заношенном драном халате не может вызывать сексуальный аппетит. Мужчина, провонявший потом и похмельем, не заставит жену ходить гоголем.

«У меня все будет не так, – стиснув зубы, зомбировала себя Елена. – Я вырвусь, я смогу!»

И в двадцать лет она влюбилась в хирурга из своей больницы только потому, что тот был полной противоположностью отцу: худ и лыс, неизбывно печален. На улице такого мужика не замечают, проходят мимо.

Но не в больнице, где все поделено на касты, где каждая сестра мечтает о враче. Пусть даже о женатом и много-много-многодетном.

Ее хирург тут не был исключением. И она не стала, поскольку – круг и касты.

Почти десять лет она кружила по этой спирали, однажды попыталась выскользнуть, нашла Сережу.

Полгода они ходили в кино и на дискотеки, целовались в подъездах и валялись на гостеприимных диванах друзей.

В один из уик-эндов отец сказал – пора знакомить.

В субботу над разложенной газеткой сидели уже двое мужчин – Сережа с папой нашли общий язык.

Кошмар, кошмар. Тут, кстати, снова объявился врач, позвал работать вместе в новую частную клинику.

Все снова понеслось по старому проверенному кругу. Случки на жесткой больничной кушетке, «ах, Леночка, ну почему я не свободен?!», и возвращение домой через пропахший кошками подъезд.

До того дня, как в палату номер двадцать не привезли едва живую после инфаркта женщину. Веру Анатольевну Кузнецову.

Первое утро у окна дома в знаменитом дачном поселке она не забудет никогда. Начиналась осень. Сад пах прелой листвой, яблоками и астрами. Холодные утренние туманы покрывали испариной большое окно гостевой спальни на втором этаже, пожухлую листву с нереально загранично-яркого газона собирал граблями пожилой садовник.

Под только что выстроенным стеклянным колпаком в бассейне плавала красивая молодая женщина в голубой купальной шапочке на платиновых волосах. Она только что отправила на машине в школу двоих детей и теперь расслаблялась.

Картинки из кино. Шикарные машины в гаражах, прислуга на кухне, гувернантки у детей, собака ест паштет из гусиной печени.

Каждое следующее утро пахло хорошим кофе, свежим дыханием сада, по дому витал неуловимо дорогой аромат паркетного воска и свежего крахмала простыней.

Постельное белье никогда не сдавали в прачечную. Женщины, живущие в этих домах, просилиприслугу проветривать простыни и наволочки на воздухе в любую погоду. Они были чинны и брезгливы, как кошки Букингемского дворца. «Где ты была сегодня, киска? – У королевы у английской. – Что ты видала при дворе? – Видала мышку на ковре.»

По шелковым коврам загородного дома бродила коротколапая болонка в белейшей кучерявой шерстке. Собачка терпеть не могла невестку Веры Анатольевны – Катарину. Зато легко привыкла к Лене. Хозяйка удерживала собачонку на диете, Елена тайком подпихивала сладкие куски, дружба, завязанная на гастрономических пристрастиях, довольно близорука.

Подобный метод работает и с детьми.

Дети – от младшего Димы тогда еще скрывали гибель мамы в автокатастрофе – частенько приходили проведать бабушку, Елена научилась печь домашнее печенье, научилась готовить затейливое фруктовое желе.

Она так хотела быть полезной!! Каждый вечер, засыпая, она мечтала перед сном: непонятно как, непонятно почему, больная дама объявляет ее единственной наследницей. Оставляет преданной сиделке большой двухэтажный дом в элитном поселке, заполненный хрусталем, фарфором и шелковыми коврами ручной работы. Окружающие признают это справедливым, Елена добивается любви, всеобщего уважения, обожания. Шикарные мужчины из соседних домов добиваются ее внимания, рыдают брошенные жены.

Наверное, подобные мечты невольно возникают в мыслях любой современной Золушки. О чем-то подобном, не исключено, мечтала на ночь и няня двоих осиротевших детей Марина, полногрудая расторопная девица, ставшая в первое время ценнейшим источником информации. В доме младшего сына Веры Анатольевны Марина работала уже несколько лет и знала многое о своих хозяевах, она научила Елену остерегаться Катарины, не лезть с советами по домоводству к тогдашней домработнице Варваре.

Дети Марину обожали, она была бы идеальной няней, если б не одно пристрастие: Мариночка любила «пропустить на сон грядущий». Укладывала детей в кроватки, готовила себе горячую закуску и. «Лен, компанию не составишь?».

Елена составляла. Сидела на уютной кухне большого дома и вечера напролет слушала рассказы няни. «Твоя хозяйка Катьку не выносит, не знаю почему. Павел предпочитает кофе с топленым молоком, Геннадий со сливками, Катька только черный без сахара, не вздумай ложечку положить, может и разораться. Вера Анатольевна любит запах хризантем, будешь ставить ей букетики в комнату – растрогаешь, понятно? Но если попадешься со сладким куском для Таисии, вылетишь с работы в тот же миг – собака любимица, ее еще щенком принес старый хозяин, – недавно у псины заподозрили диабет. И вот еще – хозяйка ненавидит сплетни. Начнешь наушничать – прогонит прочь.»

Последнюю рекомендацию Елена поняла двояко. Решила почему-то, что Марина намекает на собственные слабости, о которых лучше не докладывать начальству. Мол, меньше сплетничай о чужих недостатках – подольше проработаешь.

Недели две Елена приходила на кухню каждый вечер. Растопырив уши, слушала рассказы, потом они иссякли и стали повторяться. Потом Елена съездила по просьбе Веры Анатольевны в больницу к Геннадию. И поняла, что няня больше не нужна.

«Верочка Анатольевна, Геннадию плохо в больнице. Он скучает по дому, по детям. Может быть, вам лучше перевезти его домой? Я смогла бы ухаживать за вами обоими, это не трудно.»Добрая, добрая бессребреница Лена. Щедрая душа, преданная сиделка – цены ей нет.

Геннадия привезли из больницы. Положили в спальню на первом этаже дома из красного кирпича, и работы Елене прибавилось.

То, что произошло спустя несколько дней после его приезда, по правде говоря, Елена до сих понять не в силах.

Какое-то наваждение. Высший промысел, хотелось бы надеяться. Ситуация, когда руки действуют сами собой, не подчиняясь контролю мозга.

Дело было так. Марина очень любила ходить по грибы. Брала с собой детей, учила их отличать поганки, беречь белые нитяные грибницы.

В тот вечер много не набрали. Солюшки, сыроежки, парочка моховиков.

Марина на кухне разбирала скудную добычу.

– Ой, ну сколько им показываю, что брать, что оставлять – все бесполезно! Вон глянь. Опять поганок насобирали.

На кухонном столе стояло блюдо с грибами для жаркого, на табуретке рядом примостилось мусорное ведро с ворохом тонконогих поганочек.