Я с удовольствием принял душ, сбегал в пристройку погасить котёл и вернулся в свою комнату, где меня с нетерпением ждала жена.

— Хорошая кровать, — сказала она часом позже, — и дом хороший, хоть и маленький. Но теперь я почувствовала, что он действительно мой!

Проснувшись утром, я вспомнил о своих спортивных занятиях. В пристройке с котлом лежал какой-то железный хлам, поэтому я сбегал в неё посмотреть, не найду ли на время замену гантелям, а заодно разжёг котёл и отрегулировал газ с учётом вчерашнего опыта. Железо нашёл, но это были какие-то детали к котлу, грязные и неудобные для использования. Пришлось заниматься без груза. Закончив, помылся уже тёплой водой и стал смотреть, что можно приготовить на завтрак. Женщины ещё спали, а если бы и поднялись, завтрак я им не доверил бы. Ели бы мы тогда одну ветчину с хлебом или копчёную колбасу. Проверив кухонный инвентарь, обнаружил, что помимо кофемолки отсутствуют тёрки, мясорубка и разделочные доски. Можно было не дёргаться и дождаться кухарку, но я решил купить, а заодно сделать заказ на гантели. Плохо, что нам не сказали, в котором часу придут говорить, и теперь нельзя уходить из дома. Я сделал ревизию своих запасов и опять пустил в ход сало. Растопил его на самой большой сковородке, положил нарезанную кружочками картошку и пожарил. Вчера от запаха жареного сала проснулся один отец, сегодня они проснулись все.

— Картошка! — обрадовалась Ольга, как будто я приготовил невесть какой деликатес. — А с чем мы будем есть?

— Из мяса есть ветчина и колбаса, — перечислил я. — Ещё есть солёные огурцы и хлеб. Если бы ты вчера не умяла слойки, было бы что подать к чаю. Умеешь его заваривать?

— Что его там заваривать, — пренебрежительно ответила она. — Зальёшь кипятком и получишь заварку.

— Жаль, что мы не в Японии, — сказал я, разрезая ветчину на ломтики. — Там дворянок учат, как правильно заварить чай, а наши его умеют только пить, да и то причмокивают. Умывалась? Тогда садись. Сейчас поешь, а потом накормишь отца, а чай я заварю сам.

Через полчаса поели этот немудрёный завтрак, поблагодарили повара, а отец после благодарности попросил его побрить.

— Ничего не могу взять в руки, — виновато улыбнувшись, сказал он мне. — Ты не бреешься, но, может быть, в той жизни…

— Я и там не брился этой штукой, — ответил я, взяв в руки опасную бритву. — У меня сначала была электрическая, а потом кассетная. Ею можно слегка порезать кожу, а этой ничего не стоит отрезать голову. Я боюсь тебя брить.

— Лежи небритым, — решила мама. — Я тоже боюсь эту бритву. На улицу тебе не идти, а мы как-нибудь переживём твою щетину.

Я вышел на крыльцо и увидел что-то копающего в палисаднике соседа. Чтобы не кричать, прошёлся к их калитке, поздоровался и спросил, почему он не на работе.

— Не всё же время работать, — засмеялся Николай, — иногда надо и отдыхать, например, в воскресенье.

— Не скажете, здесь есть парикмахер? — спросил я. — Спрашиваю потому, что отец лежит небритый с простреленными руками, а я не пользовался бритвой и боюсь отрезать ему голову.

— Вот, значит, как! — сказал он. — Отлилась вам эта статья. По вашему вопросу даже не знаю, что сказать. Здесь есть женщина, которая стрижёт и делает дамам причёски, но я не слышал, чтобы она кого-нибудь брила. С другой стороны, волосы тоже нужно подбривать… Знаете что, сходите к ней и поговорите, а моя жена вас проводит. Я проводил бы сам, но она дала задание вскопать клумбу, и вид у меня сейчас для копки, а не для визитов.

— Спасибо, — поблагодарил я. — Только хождение с вашей женой может плохо закончиться для моего здоровья. Она у вас слишком красивая, чтобы моя жена не отреагировала на такие хождения. Я лучше попрошу это сделать мать, заодно женщины познакомятся.

— Тогда я сейчас её предупрежу, а вы зовите свою мать, — сказал он, воткнул лопату в землю и ушёл в дом.

Я вернулся домой и нашёл женщин в гостиной. При моём появлении они почему-то замолчали. Меня обсуждали, что ли?

— Мама, не хочешь познакомиться с соседкой и прогуляться? — спросил я. — Здесь есть женщина, которая работает парикмахером, а Лена покажет, где она живёт. Поговори, может, она побреет отца.

— Та самая Лена, которая в твоём вкусе? — спросила жена. — Тогда я тоже схожу. Надо же оценить твой вкус!

— Я тоже не буду сидеть дома! — заявила Ольга. — Ты всё равно никуда не уходишь, вот и проследишь за отцом. Эта женщина делает дамам причёски?

— По словам Николая, это её основная работа, — ответил я. — Пойдёмте, я вас познакомлю.

После моих слов женщины занялись наведением марафета, и мы смогли выйти только полчаса спустя. Николай уже вскопал свою клумбу и переоделся в костюм, а Лена тоже надела красивое платье и даже бусы. Или у них было принято наряжаться по выходным, или нарядились к приходу моей матери. Я их познакомил и поспешил вернуться домой. Как выяснилось, спешил я не зря: у нашего крыльца стоял пожилой худощавый господин среднего роста, с грубоватым лицом и пышными усами.

— Вас же просили никуда не уходить, — недовольно сказал он. — Я жду уже минут пять.

— Сами виноваты, — отозвался я. — Надо было хоть приблизительно сказать время или позвонить перед выходом. Мы только вселились, и появились вопросы, которые нужно решать. Я и вышел-то на несколько минут. Дома сейчас только отец, а женщины ушли.

— Мне не нужны ваши женщины, — сказал он. — Давайте я быстро поговорю с вами и вашим батюшкой, да пойду. У меня сегодня, знаете ли, тоже выходной.

— Заходите, — пригласил я, распахнув дверь. — Идите за мной.

Мы вошли в спальню, где лежал отец и сели на стулья.

— Я ваш цензор, — сказал нам гость. — Зовите Александром Евгеньевичем Нарышкиным. Основная моя работа — это проверка переписки и входящих посылок, а такие беседы бывают очень редко. У нас остались только два незаселённых дома, а в последний раз заселялись с полгода назад.

— А исходящих посылок не бывает? — спросил я.

— Правильно поняли, — кивнул он. — Мне хватает мороки и с вашей перепиской, хоть пишут редко. Здесь живут только проверенные люди, которым нет смысла вредить, но мы должны исключить любую случайность. Письмо, в отличие от посылки, проверить не очень сложно, но тоже приходится возиться, поэтому будет просьба писать не очень часто.

— А как приходит входящая корреспонденция? — поинтересовался я. — Неужели на этот адрес?

— Что вы, как можно! — ответил цензор. — Вот возьмите адрес, который нужно указать. По нему вам будут писать, а потом наши люди переправят сюда. С почтой ясно? Тогда поговорим о режиме. Из лагеря вас не выпустят — это должно быть ясно, а вот в рабочий городок выходить можно. Там у нас церковь, да и вообще жители двух посёлков много общаются. Людей здесь мало, поэтому сословные различия для многих стираются, тем более что в рабочем городке живёт много образованных людей. Нужно говорить о том, что нет доступа к уголовным?