интересовало, кто в эту ночь охранял покои шаха. Я потребовал, чтобы мне вызвали командира дежурной стражи, и начал его допрашивать. Поскольку шах все время путался под ногами, нужно было соблюдать некоторую осторожность. Меньше всего мне хотелось, чтобы шах задумался, а кому и зачем нужна была эта яркая, но, по большому счету, бессмысленная игрушка, чего ради ее украли? Боюсь, если бы я заикнулся, что вся интрига направлена против меня, у повелителя возник бы естественный вопрос: что я за птица, если ради меня творятся столь ужасные преступления. Вот этого объяснить ему я бы точно не смог, а потому вынужден был вести себя крайне осмотрительно. По счастью, сам шах в ценности ружья не сомневался. С его точки зрения это была не просто драгоценная игрушка, но и символ технических изобретений, прогресса и реформ, которые он так ценил и которые так трудно воплощались в его стране.

* * *

Начальник стражи заявил, что в эту ночь ничего необычного не происходило, ночь прошла спокойно.

— Ничего необычного? — переспросил я. — Но что-то ведь все-таки происходило?

— Да, — сказал он и пугливо посмотрел на Насер ад-Дина.

— Говори, — нахмурился тот.

Беспрерывно кланяясь, стражник сообщил, что в эту ночь шаха посетила одна из жемчужин эндеруна — так высокопарно они тут зовут жен и наложниц шаха.

— Кто именно? — спросил я.

Выяснилось, что стражник не знает — и все из-за глупых дворцовых обычаев. Когда раздался крик евнуха, возгласившего, что в опочивальню шаха идет одна из жен, весь караул тут же повалился на колени задом к проходу и уперся лбами в пол. То же случилось, и когда жемчужина возвращалась обратно. Таким образом, это могла быть любая из нескольких десятков шахских жен.

Впрочем, беда была не велика, сам-то шах наверняка помнил, кто к нему приходил. Услышав мой вопрос, он нахмурился.

— Ты что же, думаешь, что меня обокрал кто-то из жен?

— Ни в коем случае, — отвечал я, — но ведь ваша жена могла по дороге заметить что-то подозрительное.

Шах со мной согласился, но, как ни морщил он лоб, припоминая, и как ни шевелил усами, сказать, кто именно с ним был прошлой ночью, он не смог. Такое, впрочем, случалось и раньше. Шах вызывал какую-то из жен или наложниц к себе, но пока та готовилась к встрече, украшала себя и умащивала благовониями, царь царей благополучно засыпал, и тогда незадачливая жемчужина несолоно хлебавши возвращалась назад на женскую половину.

Я предложил позвать главного евнуха, хаджи-баши — он наверняка знал, кто в эту ночь ходил к шаху. Шах некоторое время мялся: ясно было, что видеть главного евнуха он не хочет. И я его понимал. Вождь шахских евнухов был родом из Черной Африки и славился необыкновенной свирепостью. Он даже с шахом разговаривал ужасно дерзко, и шах мне говорил, что старается его не злить, поскольку тот сумасшедший. Бестактный вопрос, почему же он держит на такой важной должности умалишенного, я Насер ад-Дину не задавал. Вероятно, тот полагал, что именно такой евнух может должным образом охранять его гарем, при других начнутся безобразия и нестроения.

В конце концов, шах все-таки велел позвать хаджи-баши. Царь царей первый раз участвовал в расследовании, и его разбирало любопытство.

Главный евнух явился с такой зверской рожей, что шах посмотрел на меня жалобно и прошептал, не отложить ли нам допрос на потом? Но я был непоколебим. Предупредив африканца, что речь идет о крайне важных вещах и отвечать он обязан, ничего не утаивая, я спросил, какая из жен или наложниц была прошлой ночью в опочивальне властелина.

Евнух буркнул что-то неразборчивое по-персидски.

— Он не знает, — перевел шах.

— В таком случае соберем всех евнухов — сказал я.

Хаджи-баши зарычал в ответ, но я был настроен решительно. Собрать всех евнухов оказалось не так-то просто — всего их насчитывалось более сотни, не говоря уже о «резерве» из молодых людей, которых держали на тот случай, если кто-то из испытанных бойцов покинет славные ряды и отправится на встречу с райскими гуриями. Хотя к чему евнухам гурии, вряд ли знают даже сами евнухи. Я рассудил, что собирать надо именно действующих евнухов, потому что молодежи вряд ли бы доверили торить дорогу к шахской постели.

Воинская дисциплина у евнухов была еще хуже, чем в персидском войске, так что выстроить их в ряд не удалось. Они топтались кучей, обжигаемые гневными взорами своего сартипа, то есть главного евнуха. Почти все евнухи были одеты одинаково: в светлых штанах, темных камзолах и круглых шапках. Я поднял руку, призывая к вниманию. Гомон утих, все смотрели на меня: кто с любопытством, кто с неприязнью, а кто и прямо с ненавистью.

— Который из вас — спросил я, — сопровождал этой ночью жемчужину в царскую опочивальню?

Все молчали. На лице у главного евнуха гуляла поганая ухмылка. Я понял, что они запуганы до смерти и, даже если что-то знают, не скажут и под страхом пытки. Впрочем, для меня это было косвенным свидетельством того, что в краже действительно замешан эндерун.

— Любопытно, — сказал я шаху, — кто-то у вас все-таки был этой ночью, но евнухи не знают, кто именно.

Но шах только отмахнулся.

— Жены все равно не помогут. Им запрещено глядеть на других мужчин, так что по сторонам они не смотрят. Что они могли видеть?

Я вспомнил о фривольном поведении шахских жен, о котором мне рассказывал Б., и подумал, что шах все-таки совсем не знает своего гарема. Оставалась еще одна возможность: опросить всех евнухов с глазу на глаз. Однако, как мне показалось, шах уже стал тяготиться всей этой историей с расследованием, он ведь ждал быстрого результата, а быстро, как говорят у меня на родине, только кошки родятся.

Я пообещал повелителю продолжить расследование и откланялся. Шахиншах проводил меня разочарованным взглядом. Но я, кажется, уже понял, что делать дальше.

Глава девятая

Граф Монтефорте

У дворцовых ворот меня ждал мой верный Ганцзалин.

— Хозяин, — объявил он, — за вами следят.

Я с трудом удержался от того, чтобы не оглядеться по сторонам. Вместо этого мы неторопливо пошли по улице к нашему дому.

— Как ты это понял? — спросил я спустя примерно минуту.

— Я увидел — сказал он. — Вчера, когда вы возвращались со скачек, я шел сзади. И заметил, что за вами следит какой-то дервиш.

Какой-то дервиш… Похоже, загадочное суфийское братство не оставляет меня своим попечением.

— Ты проследил за ним? — спросил я его.

Ганцзалин только головой покачал.

— Вы