— Ну и реви себе сколько влезет. А я-то думал, знаменитая Отка звезда! А Отка — простая неудачница и нюня. Смотрите, как она размазывает сопли, и поделитесь с ней своим носовым платочком, — кривлялся мышонок.

Юлька перестала вопить и с удивлением посмотрела на Рене.

— Если вам не улыбается судьба трубадура и цирк не по душе, то надо не слёзы крокодиловы лить, а думать, что делать! — назидательно сказал мыш.

— Но ты же сам говорил, что бежать невозможно!

— В мире нет ничего невозможного, — философски заметил Рене. — Главное в этом деле — информация. Знаешь о враге всё, и в первую очередь его слабости, считай, ты на коне!

— Ты прав, — согласилась Лада. — Выкладывай, что у тебя на Пиппу.

ГЛАВА 3 Карлсон в юбке

— Жестокая она и бессердечная. Сколько нашего брата погубила! И не сосчитаешь. Если бы люди знали, как она с артистами обращается, ни за что бы к нам в цирк не пришли! У неё теория своя — миру нужны лишь породистые.

— Неужели у такой есть слабости?

— Целых три. Во-первых, Пиппа тщеславна. Шага не ступит, чтобы вокруг толпа вопящих поклонников не собралась. Во-вторых, фрекен Карлсен обожает деньги. Пиппа богата, но ей всё мало. Купюры в её руках меняют вид, форму и неудержимо растут. Однако таких скряг ещё свет не видывал! Экономит на всём, кроме себя любимой. И, ни много ни мало, за миллиардера выйти замуж мечтает.

— С таким-то экстерьером? — хмыкнула левретка.

— И последнее: Пиппа любит шампанское. Стоит ей чуточку выпить, становится доброй и совестливой. Однажды подшофе всех голубей на волю выпустила. Потом, правда, выловила обратно… — мышонок вдруг замолчал, уставившись на дверь.

Она со скрипом отворилась, вспыхнул яркий свет. Собаки чуть не ослепли.

— Доброе утро! Как вы, драгоценные мои, уже освоились?

Лада приоткрыла левый глаз: на пороге, улыбаясь, стояла Пиппа. Из-за её мощного торса выглядывал какой-то сухопарый старик. Сморщенное, необыкновенно румяное лицо его было подвижным, как у сурка.

Юлька набычилась, а мышонок куда-то исчез. Оценив ситуацию, Пиппа опустила подбородок и скривила губы:

— Разумеется, я поступила с вами несколько неблагородно, но поверьте, вы не пожалеете, что попали ко мне, — она заговорила нарочито ласково, даже не догадываясь, что собаки её прекрасно понимают. Фрекен Карлсен была тонким психологом и знала, как чутко реагируют животные на доброжелательную речь.

— Несколько неблагородно! — возмутилась Собакевич. — Да это всё равно, что назвать Гитлера несколько агрессивным!

— Судите сами, — гаденьким голосом увещевала Пиппа. — Ваш дар не просто редкое явление, а событие, воистину потрясающее! Поймите: то, что я предлагаю — ваш шанс стать богатыми и знаменитыми, стать счастливыми! У вас будет всё: слава, роскошь, гастроли!

— Буду писать мемуары — обязательно посвящу ей главу, — хмыкнула Юлька. — Да за кого она нас принимает? Нас, тёртых лондонских штучек? Эй, Пиппа, прибереги свою многословную бредятину для блондинок из провинции!

— Мы станем лучшими подругами, — увлечённо продолжала хозяйка цирка. — Да что там подругами — я заменю вам мать! Кстати, совсем забыла, — Пиппа вытолкала вперёд старика. — Это Ганс. Он будет прислуживать вам, если поладим. Он с недавних пор нем. Аккурат позапрошлым летом я отрезала ему язык — так надёжней, — рассмеялась Пиппа, жутковато скривив лицо. — А ну разинь-ка пасть!

Старик с готовностью открыл рот. Девочки вскрикнули от ужаса. Ганс энергично потёр кончик носа.

— Вы не смотрите, это он на первый взгляд только такой неполноценный. Зато предан, послушен и тих, как молодая лань.

Старичок зарделся и принялся шаркать ножкой.

— Так что думайте, драгоценные мои, думайте, — Пиппа закурила. — Щедрые предложения на столе долго не лежат.

— Отпускайте нас домой, или мы заявим в полицию! — с физиономией страдающего за веру мученика левретка шагнула на Пиппу.

— Извини, но угрозы на меня не действуют. Если вы ещё не поняли, с кем имеете дело, то советую вам поскорее включать мозги. Или мы заодно, или…

Желание укусить нахлынуло мощно и неожиданно. Осклабившись, такса зарычала и стремглав бросилась на Пиппу. Острые зубы вцепились в крупный напудренный нос.

— Мамочки-и! — заорала госпожа Карлсен басом.

Она схватила Ладу за задние лапы и принялась её с себя стаскивать. Окурок в толстых пальцах больно обжёг голый живот. Разжав челюсти, такса отлетела в угол.

По физиономии Пиппы текла кровь. Фрекен орала так, что закладывало уши. Чтобы пробиться через эту шумовую завесу, нужно было выдать не меньше шестидесяти децибел.

— Мерзавка! Ты испортила мой новый нос! Ну вы ещё об этом пожалеете! — рявкнула фрекен Карлсен и выбежала вон.

Ганс бросился следом, но в дверях вдруг замешкался и обернулся. Чернышёвой почудилось, что во взгляде старика мелькнула благодарность.

ГЛАВА 4 Временное перемирие

Время текло медленно, как мазут. Точно спартанцы, отрезанные от мира в крепости на горном перевале, вот уже несколько дней собаки сидели взаперти. По приезде в Данию фрекен Карлсен бросила девочек в подвал и, пытаясь сломить их волю, морила голодом.

Ладино тело съёжилось, сделалось вялым и дряблым, как завалявшийся в холодильнике огурец. Щёки ввалились, живот наполнился тяжестью. Когда кормили цирковых зверей, вкусные запахи проникали в подвал. Хотелось хватать их лапами и жадно поедать без остатка. На шестой день в темноте стали мерещиться мистические силуэты. На седьмой объявился Рене.

— Где же ты был? — Лада бросилась к мышонку, как к спасательному кругу.

— Я не мог прийти раньше, и на то были веские причины, — мышонок холодно отстранился. — Интерьерчик у вас, прям как в лифте, — на удивление безликий.

— Главное — чистенько и дохлые мыши на полу не валяются, — ухмыльнулась Собакевич. — А вот ты мог бы и пораньше объявиться. Ещё пара дней без регулярного питания, и я стану прозрачной и умру в страшных муках!

— Я тут кое-что принёс, — смутился Рене. — Здесь немного шуликов, — он вынул из щели в полу небольшой свёрток.