Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Притчу сей сказывал дедушка, иногда, после удачно отменно выполненного заказа, заметив, что прилежание Натаэля не связано со стремлением к обогащению или к достижению высот в мастерстве, нечто иное сковывало неистовый юношеский дух и нрав. Во всей полноте ведая о трагической судьбе мальчика, о ранней потере родителей, дедушка нисколько не удивлялся странностям царивших в поведении юноши, точнее, отсутствие в нем дурных наклонностей к тому, чему он, будучи молодым, не брезговал вопреки здравому суждению и увещеваний старших. Юному часовщику не хватало общения, круг его знакомых был узок, однако он почему-то накрепко закрывшись, будто был доволен сложившейся ситуацией и рад времяпровождению в тесной комнатке сверху донизу увешанной часами. Дедушка искренне надеялся, что внук по истечении нескольких лет образумится, рано или поздно выйдет наружу, открыв свое чистое сердце миру.
Чтобы не вспоминать ошибки в старости, не нужно совершать их в молодости, но дедушка рос иначе, подойдя к преклонным годам, он собрал столько падений, что и не вспомнить их точное количество. Человек он неплохой, просто имея пылкий неугомонный характер, его всё время куда-то швыряло, зачастую в неприличные места и ситуации вон выходящие. Своего внука, безусловно, старик любит, но немного по белому завидует ему, так случается, когда грешник видит чистое непорочное сердце, и начинает корить себя – почему я не такой, чувство самоуничижения доставляет тому некоторое неудобство, потому и зарождаются негативные чувства, появляется желание исправить чье-то незнание порока. Отсюда вытекает следующее желание отправить Натаэля в открытое плавание и посмотреть выстоит ли его незапятнанная репутация, его девственная душа. Однако старче сокрыл те притязания глубоко в себе, предложив молодому человеку самому выбирать дальнейший жизненный путь.
В мастерской витала гармония, порою ломались инструменты, но то были неурядицы, не приносящие особых хлопот. Жизнь текла однообразно и размерено, дедушка с сединой в волосах утопично дремал в кресле, изредка взирая на пришедших клиентов, такое положение бытия его вполне устраивало. Натаэля впрочем, также. Он творил в мыслях, никто не мог выяснить, о чем он размышляет, но мы-то знаем, какой неосязаемый предмет его затрагивает. Его развитие продвигалось, и вскоре он прикоснулся к таинственному времени. Жаль только, он чувствовал, что никогда не постигнет время до конца, если не произойдет нечто одаряемое, что сотрясет его душу, перевернет, и под воздействием неописуемого значимого порыва, он, наконец, прозрит насквозь божественную тайну. Ему необходимо было вдохнуть жизнь в искусственные мысли, всего один толчок и его сердце возобновит некогда утраченный ритм.
Повествование в очередной раз можно с легкостью окончить, но однажды в утренний час, в мастерскую наведался загадочный посетитель. Двери мастерской открыты, старик в благоприятном расположении духа принял очередное поручение с некоторой долей почтительности и трепета. В помещение приема посетителей ветром ворвалась леди в средних летах, она не спешила, просто имела столь размашистый как широкая кисть художника непрекословный темперамент, однако характер ее в общем виде довольно мягок. Явилась незнакомка не просто так, а по важному неотлагательному делу, по профилю заведения.
Иногда, Натаэль отвлекался от работы, подходил к двери и слушал речи, доносившиеся вне комнаты с часами. Порою приходили вовсе нестандартные личности с уймой взглядов и тем для разговоров, коими они так щедро желали поделиться, изливая имеющиеся мысли на добродушного старика. Некоторые не удостаивали обширного внимания, обходились несколькими фразами, не имея лишних слов. Подслушивать, безусловно, занятие плохое и лживое, ведь слушают обыкновенно, чтобы в последствии оклеветать оратора, но юноша также был участником сцены, причем непосредственно