единым соединял поврежденный механизм воедино. Он полностью отрекался от собственного я, концентрировался на воссоздании из праха былых материй, тогда лишь ход стрелок пробуждал Натаэля. Вскоре он принялся за работу, в полумраке, согнувшись, разглядывал пристально дивный женский аксессуар, прежде ему не доводилось прикасаться к столь утонченному предмету, впрочем, и сам он не был поклонником грубости, его взгляд всегда останавливался, как правило, на изящных линиях и формах. Открутив крохотной отверткой совсем микро шурупчики, он отодвинул своеобразную заднюю крышку и его глазам предстал целый неповторимый мир, целый колоссальный механический город, наполненный вечными двигателями и другими невообразимыми фантазиями. Только бы не дотронуться руками, ведь всё так мало, всё такое хрупкое и миниатюрное, словно женские ручки, позволено лишь с бережностью их созерцать. Но ему предстояло вступить в сей мир, отыскать изъян, устранить или добавить незаменимое приспособление. Приблизив увеличительное стекло на ножке, он разглядел интересную деталь, ровно в центре находилась шестеренка с семью зубчиками, прежде, он никогда не встречал таких новшеств, рассматривал ее долго, как бы глазам своим не веря, он привык к однообразному строению часов, но тут ясно виделось исключение. Остальное, кажется, было неизменно обыденным. Попытки завести механизм не улучались успехом, город будто остановился, окоченел, даже шестеренки не поворачиваются. Поначалу юноша задумал помедлить с ремонтом, дабы несколько раз увидеть хозяйку часов, но теперь причина затруднений на лицо, и времени может не хватить в любом случае. Посещали его мысли временами безрадостные, а что если не удастся починить, тогда сразу же она потеряет доверие к нему, уважение, придется купить дедушке очки с толстенными линзами и в весомой оправе, чтобы он помог юному часовщику. Но мистер Редклиф вскоре заболел, то была обычная простуда, однако на пожилой организм действует сей состояние крайне негативно, потому старик лежит на квартире, безо всякого желания громко чихать в присутствии клиентов тем самым портя репутацию мастерской, посему вся ее жизнедеятельность возложена на хрупкие неопытные плечи Натаэля. В общем, все сталось по-старому, только иногда часовщик отвлекается на краткий немногословный прием заказов.

Свобода витала в воздухе, хотя он и не был ранее стеснен, всё же некоторая перемена в его жизни воодушевляла. Дедушку юноша навещал в обеденное время и почивал медом, но, а работе не говорил, незаинтересованность старика явственно проступала, видимо решивший передохнуть, он по обыкновению жалел лишь о слабом своем зрении не позволяющего читать, только театральные плакаты с огромными шрифтами напоминали дедушке о почти забытом умении.

Натаэль дал честное слово, что в скором времени обеспечит леди отремонтированными часами. Потому он ворочал свою душу с одного неудобного бока на другой, но никак не мог раскрыть секрет тех семи зубцов. Полистал книги, безуспешно. Хотел даже пойти к другим мастерам ради соискания совета, что было бы вполне опрометчивым поступком. Это стало бы признанием своей негодности. Посрамиться в несостоятельности пред дамой также не хотелось. Впервые руки его не слушались, и “инструменты хирурга” постоянно норовили отсечь нечто лишнее, выскальзывали, со звоном падали на пол, увеличительное стекло чуть было не разбилось, тогда юноша в полной мере осознал, как же он ничтожен. Однако он не слишком рьяно отдавался самоуничижению, на то просто не было времени, за продолжительным малоплодотворным мыслительным процессом часы становились минутами. Каждый скрип двери заставлял его содрогнуться, помня нрав Генриетты и свою благосклонность к ее натуре, Натаэль испытывал страх, замечая, как быстро движутся стрелки, причем в полсотни часах.

Погрузившись в задушевное лоно изысканий вечности, где-то среди околоземных орбит, Натаэль не услышал цоканье набоек каблуков, отчего вскоре чуть ли не подпрыгнул сидя на стуле, расслышав женский мелодично дерзко лиричный голос. Пришла Генриетта, осведомиться о ходе работы и просто развеется, моцион любит перемену мест прогулок, потому она решила навестить юного часовщика. Сразу начала безудержно о чем-то лепетать, ей это казалось важным, и посему ей нужно было поскорее кому-нибудь выплеснуть все свои мысли. Из нее получился бы отличный автор пьес с долгими, но захватывающими диалогами, если бы она обладала добродетелью молчаливой скромностью, так как все ее замыслы не удерживались до бумаги, а высвобождались в более просторный воздух, чем рамки и контуры листа. Почтенная публика узнавала куда быстрее ее глубинные мысли. Она много говорила, пока Натаэль приходил в чувства, у него произошел типичный для всякого влюбленного “вынос сердца”.

– Представьте, сижу я, значит, в кругу знатных господ, ведется нетривиальная, далеко неприватная беседа, и тут в самый разгар очередной сплетни, один джентльмен с шутливым юморком замечает то, что я совсем не прикоснулась к бекону, и саркастически спросил не из “этих” ли я? Какой выскочка, только подумайте! На что я уверено, заявила, да вы правы, я не вкушаю мясо и всего животного, я считаю такой подход к выбору питания нормальным, целесообразным. Сразу как подобает, в обществе начали косо смотреть на меня, будто раньше не замечали, а сейчас, посмотрите на них, прямо прозрели. Так вот, далее последовал лаконичный ожидаемый вопрос – почему. Потому что я не желаю лишать жизни животных, да я не убиваю их, но я как бы становлюсь сообщником палача, если вкушаю их мясо. И вообще меня раздражает типичный для города расизм среди зверей, вот собак вы любите, гладите, покупаете одежки ручной работы разных фасонов для них, а хрюшки беспощадно выращиваются, дабы быть убитыми, хотя все они одинаковы, Бог создал для человека помощников, разве правильно убивать их. И вообще питаться растительной пищей куда лучше и она не прельщает, и мужчина вполне может прожить без мяса, его сила от этого не зависит. – горячо ответила я, джентльмен заткнулся и даже кусок вывалился из его широко открытого рта. Я продолжала – вы не ослышались, я считаю это неприемлемым действом для человека. Охота также несет лишь вред. Хлеб вам надоел, вам нужны зрелища, оставьте бедных животных в покое! – совсем вскипела я. Все замерли. Теперь уже все разомкнули уста, на что я напоследок поклонилась и неспешно удалилась. Стоит ли сидеть в подобном обществе манекенов, которые привыкли поколениями передавать одни и те же привычки и пороки, зачерствели и не имеют никакой терпимости к иной точки зрения на жизнь и отдельные ее аспекты. Бедные дети, вот смотрю на них и понимаю, родители не оставляют им выбора, кормят их мясом, они привыкают. Мальчиков стригут коротко и навязывают им спортивные увлечения, готовя тех к злосчастной армии, девочкам покупают резиновых малышей и колясочки. Как же родители эгоистичны и стереотипны, а если их дети решат идти другим путем,