Именно бабушка после переезда в Москву нашла для внучки хорошего педагога по «народному» вокалу. Но Туми этого было мало. Втайне от бабушки она собрала свою рок-группу. В девятом классе из Анели Тумишевой превратилась в Туми. Борька, их гитарист из параллельного класса, придумал. Ты, сказал, как Туми Иши – пирамидка из камней по-японски. Так и прилипло. Исполняли они в основном каверы. Борька даже договорился, чтобы их пускали поиграть в «Пятнадцать центнеров», на один вечер в неделю – за пиво.

Там-то её и услышал модный продюсер и композитор Макар Фалалаев, больше известный в Москве как «Фа-мажор» – за крутость, а для своих – просто Фафа. Фафа взялся за них всерьёз. Через неделю уволил Борьку и всех школьных музыкантов, подогнал опытных лабухов, запер Туми в студии на три недели, записал диск, оплатил ротацию на радио и отрядил новую группу «Туми» из Москвы – на первый «чёс по провинции». И понеслось: сольники в клубах, сборные концерты на стадионах, корпоративы. Папарацци и подкармливаемая Фафой пресса полюбили Туми. Потихоньку дошло и до изданий «лайф-стайл», была даже одна эротическая сессия у модного фотографа Артемия Могильникова, который особо эффектно снимал азиаток. Где-то между студией и очередным клубным гигом Туми и Фафа забежали в загс, где их в тот же день – звезда же! – и расписали. А потом – потом всё разладилось.

В тот день Туми сидела в студии. Фафа накреативил, что надо записать диск с «коллаборациями» – старый русский рок и новые рэперы. Туми со звукорежиссёром Костей писали голос на трек Инны Желанной «Блюз До-минор». Не получалось ничего. Туми в сотый раз слушала оригинал – ровный и отстранённый вокал Инны, смотрела в ноты, понимала, что нет там ничего, что она не сумела бы спеть, даже смогла бы и чище. Но Костя каждый раз доброжелательно и с адским терпением отматывал фонограмму назад и просил повторить. В какой-то момент, когда Туми готова была сдаться, дверь в студию открылась и вошёл маленький, какой-то несуразный человечек с большой головой, крошечными руками, косой на один глаз. Он молча встал рядом с пультом, послушал, что-то шепнул Косте и пошёл в студию.

– Что ему надо? – спросила в микрофон Туми.

– Это Андрей Мусикян, поговори с ним, – только и успел ответить ей в наушники Костя.

Андрей уже стоял рядом.

– Смотри, милая, ты молодец, отличный голос. Но не зажимай ключицы. И не морщись, не напрягай лицо. Ты когда-нибудь видела, чтобы Элла Фитцджеральд морщилась на высоких нотах? Или Эми Уайнхауз? И попробуй вот что: не пой ты эту соль-бемоль, это ж не урок сольфеджио. Нотки знаешь? Ну умница. Пой «фа», но про себя думай, что поешь «соль», услышь его, в голове у себя услышь.

– Это как? – Туми ничего не поняла.

– И ещё. – Андрей не обратил внимания на вопрос. – Это хоть и блюз, но хитрый: рисунок триольный, Инна Желанная поёт на шесть четвертей, а барабаны играют двойками, как в обычном блюзе на четыре четверти. Смотри!

Он сел за барабаны и начал играть. На четвёртом такте Костя запустил минусовку.

– Пой! – приказал ей Андрей.

И Туми запела:

Она слышала барабаны Андрея в наушниках и понимала, что вот так – вот именно так! – надо играть. Ей вдруг стало удивительно легко. Она незаметно для себя докатилась до этой самой кучерявой нотки.

«Как он говорил, поёшь «фа», слышишь «соль»? – пролетело у Туми в голове. На какой-то момент ей показалось, что она вновь маленькая девочка, сидит коленками на стуле и пальчиками тянется к клавишам бабушкиного пианино. – Где тут «соль»?»

Краем глаза она видела, как довольно кивал за пультом Костя, а Андрей, продолжая играть, выкинул вверх левую руку с барабанной палочкой и показал большой палец. И в этот момент у неё кончилось дыхание. Но вместо того чтобы из последних сил на связках дотянуть ноту, она отпустила лицо и все мышцы, голос нырнул в фальцетный срыв и – чудо – сам вывел её в нужную альтерацию тонального аккорда, совершив какую-то странную, совсем необычную фиоритуру, практически на субтоне, шёпотом.

Костя восторженно сделал локтем знак «Йес!» и откинулся на спинку кресла. Андрей, улыбаясь, сидел за барабанами, показывая ей руками: «Ну ведь можешь же!» Его здоровый глаз смотрел мимо Туми.

«Где же ты был всё это время, странный человек?» – пронеслось в голове.

– Что за хернёй вы здесь занимаетесь! Ты что, только один трек наваяла? Пачки ещё не писали? Оставь вас одних! – В студии стоял Фафа, злой как собака. – Я, между прочим, за это деньги плачу, а вы тут джем замутили! Мусикян, я, конечно, рад тебя видеть, но ты со своим джазом пишешься после нас, так что будь добр, не лезь в мою епархию.

Обычно улыбчивый и спокойный Костя резко встал, да так, что кресло отлетело назад, и объявил:

– У меня обед.

Андрей аккуратно сложил палочки и молча вышел из студии.

– Заебись ты тут устроилась! Думаешь, я тебе дам без конца гонять эту шнягу туда-сюда? Мне сегодня на твой трек еще Васю писать. А он ждать не будет! Я тоже!

Фафа продолжал что-то орать, но Туми не слушала. Она старалась сохранить в себе это чувство восторга, которое испытала несколько минут назад. А потом вползло тучей и закрыло всё второе чувство – Фафа стал ей противен.

Дверь в студию распахнулась, вошёл Мусикян, молча протянул ей огромного плюшевого медведя. Она обняла и прижала мягкую голову к щеке. В наушниках раздалось:

– Ну, вы совсем отвязались! Что за «Спокойной ночи, малыши!»? Завязывайте со своими ласками!

– Пошёл ты на хуй, Фафа! – выдохнула Туми, первый раз в жизни ругнувшись матом.

Конечно, Фафа открыл её. Он дал ей музыкантов, репертуар, концерты. Только сам он считал, что создал Туми и может единолично ею распоряжаться. Продюсером её он остался. Работа есть работа, другой не было. Но в тот день её мужем и учителем Фафа быть перестал.

Туми отошла от окна, налила полную кружку чая, глянула на часы. Было два, Инга Белова придёт в пять. Туми согласилась на разговор, потому что её мучила совесть. И не только за статью в «Шарме», где она свалила вину за слом своей карьеры на Ингу. Белова с этим фотографом из «QQ» просто оказались не в том месте и не в то время. Как жирный восклицательный знак в конце предложения.

Сломал её Фафа. Просто загнал как лошадь. Когда у неё заканчивались силы, пичкал какими-то таблетками. Эффект сначала был хороший: энергия, кураж били ключом. Но потом наступало бессилие, ни отдых, ни сон не помогали, и вернуться в норму уже можно было только при помощи таблеток. А когда от инсульта умерла бабушка, стало совсем плохо.