– Вот и наш главный свидетель, измождённый блогер-одиночка. Любитель походить по сомнительным местам. Спасибо, что живой. – Холодивкер обняла Ингу.

– Я загнанная лошадь, которую давно пора пристрелить. – Инга опустилась на стул и машинально взяла чёрствую корку хлеба. – Кать, ты гостей…

И замолчала на полуслове, наткнувшись на взгляд Кирилла. Он крутил в пальцах зажигалку и смотрел как чужой.

– Дочь твоя обеспечила нас набором юного фитнес-тренера. – Женя кивнула на две чашки кофе и горку тёмно-красной клубники на блюдце. – Хлеба нормального в этом доме давно не наблюдаю, сахара тоже нет, хорошо, я запаслась круассанами и колбаской.

– Доволен? – спросила Инга.

– О чём ты? – непонимающе спросил Кирилл.

– О чём я? О чём я? – Инга понимала, что Архарову и без неё несладко, но сдержаться не смогла. – О закрытом деле Эвелины Джи! О фейковом убийце! О том, что вместо того, чтобы ловить преступника, вы повесили глухарь на педофила! О том, что Туми теперь тоже мертва!

Кирилл ничего не ответил. Инга недобро сощурилась.

– То есть как дело закрыто? – Холодивкер растерянно переводила взгляд с Инги на Кирилла. – Где вы взяли преступника? А мне сказать? Что молчите? Кто убийца?

Инга не сводила с Кирилла глаз.

– Приятель Безмернова, Никита Бу у нас преступник, – сказала она. – Педофил. Эвелина с него деньги требовала за молчание. В полиции его прижучили, и Бу написал самое чистосердечное признание года.

– Только про мораль мне опять не надо. Это было лучшее решение на тот момент, – отрезал Кирилл.

Женя с грохотом отодвинула стул, встала и, опершись ладонями о стол, нависла над Архаровым всей своей массой.

– Служители закона хреновы! Вершитель правосудия, Уоргрейв![7] Вот ты, Архаров, считаешь себя порядочным человеком, а чем ты, по сути, отличаешься от Рыльчина? Та же подтасовка фактов.

Кирилл поморщился:

– Ну чего ты разошлась, Евгения Валерьевна? Ладно Инга. Но ты-то должна меня понимать!

Женя неловко взмахнула рукой, и фарфоровая чашка с кофейной гущей полетела на пол.

– Я тебя не то что понимаю – я тебя насквозь вижу. А ты элементарно не можешь просчитать, что будет дальше. То, что ты хотел как лучше, – это и ёжику понятно. Но ты соображаешь, что чистосердечное признание – это вообще ни о чём? Дело даже до суда не дойдёт, прокурор вернёт на доследование. Обвиняемый смог внятно объяснить, как совершил убийство? Нет? Следственный эксперимент был? Нет? Где спрятал останки? Тоже нет? До свидания.

– Обвиняемый – псих. Действовал в состоянии аффекта. Ничего не помнит.

– Освидетельствование где?

– Будет.

– А если не будет? Архаров, да ты пойми: с тем набором липы, что мы сейчас имеем, ты полностью в руках у этого убийцы-самозванца. И у прокуратуры. Он на суде возьмёт и выложит, мол, майор Архаров заставил меня написать самооговор, применял физическую силу. Адвокаты поднимут шум, подключится пресса, они сейчас такое любят. И что тогда?

– Да у нас девяносто процентов таких дел прокатывает на ура. Кто станет вписываться за педофила?

– А вдруг на тебе «ура» кончится? Вдруг понадобится подновить статистику оправдательных приговоров и разоблачить оборотня в погонах? Знаешь теорию фонарного столба – каждого пьяного гонщика ждёт персональный телеграфный столб. Вопрос времени.

– Не беспокойся, разберусь как-нибудь. Начальству выгодно дело закрыть – Хрущ вовсю старается.

– Ах вот оно что! – Инга бахнула по столу. – Хрущ старается.

Женя села, закрыла глаза рукой. Инга собирала с пола осколки чашки.

– Слушай, ну что ты греческую трагедию разыгрываешь? – Кирилл наклонился к Холодивкер. – Сама же мне по дороге говорила, что характер убийств разный. У нас два не связанных между собой преступления…

– Два разных дела с отрубленными головами? – язвительно поинтересовалась Инга.

– Представь себе! – не менее ядовито ответил Кирилл. – Почерк другой. Эвелину убивал вандал, Туми – хирург. Обозначим их так для ясности. Вандал убивал долго, грубо, наспех, возможно, в панике. Тумишеву Хирург убил виртуозно. И выставил напоказ, как на витрине.

– А может, в этот раз он просто не успел избавиться от тела, потому что пришла я? Об этом ты не думал? – хрипло и зло сказала Инга.

– Значит, так! – Холодивкер рубанула воздух. – Если вы не прекратите сраться, разговора у нас не выйдет. Либо засовываем свою гордыню куда подальше, либо разбегаемся по домам и пьём валерьянку.

– Если бы он не психанул вчера и выслушал меня… – начала Инга.

– Он ей голову резал, пока мы борщ жрали! – перебил её Архаров. – В этот самый момент, Белова! По-любому было поздно!

– Инга, ну что ты, в конце концов. – Женя заговорила мягко. – Уймись уже. А ты, Архаров, дело Белобородько на дознание всё же верни…

Кирилл мрачно кивнул.

Он и так всё понимает, а я его ещё и добиваю. Надо будет извиниться… попозже. Когда успокоюсь.

– Выглядишь замученным, – примирительно выдавила она.

– Норм. Устал просто. – Кирилл щёлкал зажигалкой, выбивая огонь. – Ничего, завтра еду дочку навещать в лагере, оторвусь хоть ненадолго от ваших маньяков.

– Ты его и замучила. – Холодивкер плеснула Инге кофе и села напротив с видом репетиторши, готовой спрашивать домашнее задание у нерадивой школьницы. – Ладно, я рада, что пик кризиса миновал. Мирись-мирись-мирись и больше не дерись?

– Нашли что-то в квартире Туми? Орудие убийства? – мрачно спросила Инга.

– Делаем, что надо. – Кирилл аккуратно положил зажигалку на стол. – Обнаружили следы крови на кухне, видимо, резал там. А орудие унёс с собой. А жаль, лично мне было бы очень любопытно на него взглянуть.

– Мне тоже, – кивнула Женя. – Судя по характеру среза, оно больше всего похоже на хирургический скальпель. Или на гильотину. Идеально сработано. Жертва сопротивления не оказала. Смерть наступила в результате отсечения головы слева направо, других травм на теле не обнаружено. Допускаю, что он ей пережал сонную артерию и уже потом…

– И что, правда не похоже на Эвелину? – спросила Инга.

– Насчёт Джи Архаров прав, – ответила Женя. – Её реально будто вандал убивал. Небрежно… или вообще случайно!

– Ты как себе представляешь это «случайно»? – Кирилл даже встал. – Сначала кислота, потом удар в височную область тяжёлым предметом, а потом голову тупой пилой? Ах, простите, гражданочка, я такой неловкий!

– Ну, понимаешь, как-то уж очень это всё чересчур, не находишь?

– Ну а Туми? – спросила Инга у Холодивкер.