Между тем Пипер, оправившись от столкновения с вазой, был занят делом. Он слышал зов Бэби и спешил выручать свой чемодан. Пробежав по тропке к причалу, он перебрался на борт катера. Громадный дом высился над ним со смутной, знакомой по книгам угрозой. Его шпили и башенки в духе Раскина и Морриса, крытые дранкой в стиле Пибоди и Стернса, утопали в черном, нависшем небе. Только сквозь окна гостиной пробивался тусклый свет, и так же тускло освещена была внутренность рубки. Пипер никак не мог отыскать свой чемодан среди канистр и багажа Бэби. Куда он, к черту, мог деться? Наконец чемодан обнаружился под норковым манто, и Пипер как раз вытаскивал его, когда вдруг со стороны дома послышался гул и огненный треск. Пипер уронил манто, выбрался из рубки и остолбенел.

Усадьба Хатчмейера пылала. Языки пламени рвались из кабинета хозяина; другие плясали за решетчатыми окнами гостиной. С оглушительным звоном лопались объятые жаром стекла; почти в тот же миг из-за дома взметнулся огненный гриб, и раздался страшный взрыв. Пипер глазел, разинув рот, пораженный грандиозностью происходящего. Тем временем от черной сердцевины дома отделилась легкая фигурка и метнулась через террасу. Да, это Бэби. Эта чертова баба, должно быть… но он не стал выстраивать мысли цепочкой к очевидному заключению, тем более что из-за дома появилась другая цепочка, огненная, и понеслась к берегу вслед за Бэби — по бензиновому следу, оставленному Пипером. Он смотрел, как огоньки, приплясывая, мчатся вниз, и с неожиданным присутствием духа, собственным, а не почерпнутым из «Нравственного романа», выкарабкался на пристань и попробовал отшвартовать катер.

— Надо отплыть, прежде чем огонь… — прокричал он Бэби, оказавшейся рядом с ним. Та глянула через плечо на огневую вереницу.

— О, боже мой! — вскрикнула она. Пляшущие огоньки приближались. Она спрыгнула на катер и кинулась в рубку.

— Поздно! — крикнул Пипер. Огоньки подобрались к самому причалу. Сейчас они перебросятся на груженный бензином катер и… Пипер оставил канат и побежал прочь. В рубке Бэби судорожно схватила манто, бросила его и наконец наткнулась на саквояж. Она обернулась к выходу: огоньки уже доплясали до края пристани и перескакивали на катер. Надежды не было. Бэби глянула на щиток, включила полный вперед и, когда катер рванулся с места, прыгнула в воду, прижимая саквояж к груди. Катер удалялся, набирая скорость. Мелькали огоньки на его борту; потом они исчезли, а катер скрылся в темноте залива; рев огня заглушил рычанье мотора. Бэби подплыла к берегу и выкарабкалась на камни. Пипер отошел от пристани и, стоя на лугу, в ужасе следил за пожаром. Пламя достигло верхнего этажа; окна сверкнули багровым блеском, звонко посыпались стекла, и огненные полотнища захлестнули дранку. Через минуту полыхал весь фасад. Бэби горделиво стояла подле Пипера.

— Прощай, прошлое, — вымолвила она. Пипер обернулся к ней. Волосы облепили ее голову, краска слезла с лица, Одни глаза были живые, и при свете пожара Пипер увидел, что они блещут безумной радостью.

— Умишком повредилась, — сказал он с необычайной прямотой. Пальцы Бэби сжали его локоть.

— Я сделала все это ради тебя, — заявила она. — Тебе ведь понятно? Мы должны были стряхнуть бремя прошлого, отсечь путь назад актом свободной воли и совершить экзистенциальный выбор.

— Экзистенциальный выбор? — вскричал Пипер. Пламя охватило декоративные голубятни, воздух раскалился. — Поджог своего дома ты называешь экзистенциальным выбором? Это никакой не выбор, а настоящее преступление.

Бэби светло улыбнулась ему.

— Прочти Жана Жене, милый, — посоветовала она и потащила его под руку в рощу за лугом. Издали донесся вой сирен. Пипер прибавил шагу. Они как раз добрались до леса, когда ночь снова прорвало грохотом. Где-то в заливе взорвался катер. Грохнуло еще раз. И за огненным клубом второго взрыва Пипер как будто различил мачту яхты.

— О боже мой, — простонал он.

— О мой дорогой, — проворковала Бэби в ответ и обратила к нему счастливое лицо.

Хатчмейер был в гнусном настроении. Его оскорбил автор он опозорился с яхтой, паруса пропали, а теперь еще Соня Футл никак не хотела признать его мужчиной и отнестись серьезно к его домогательствам.

— Да ладно тебе, Хатч, лапочка, — говорила она, — давай отложим, сейчас не время. Ну да, ты мужчина, а я женщина, слышала и не сомневаюсь. Честное слово, не сомневаюсь. Поверь мне, пожалуйста. Оденься и…

— Во что одеваться, все мокрое, — сказал Хатчмейер. — Нитки сухой нет. Хочешь, чтоб я схватил воспаление легких и умер?

Соня покачала головой:

— Вот сейчас вернемся домой, переоденешься — и сразу тебе станет тепло и сухо.

— Домой, это, конечно, раз-два — и вернулись, на парусе, перевешенном через борт. Мы же ходим кругами, и все. Перестань упрямиться, милая…

Но Соня упрямилась. Она вышла на палубу и окинула глазами горизонт. Хатчмейер, малиново-голый и дрожащий, торчал в двери каюты; он все-таки еще раз попробовал добиться своего.

— Ну, ты женщина, — сказал он, — женщина на все сто. Я тебя по-настоящему уважаю. В смысле, что я…

— Ты женат, — сказала Соня напрямик, — вот тебе и смысл. А у меня жених.

— У тебя кто? — потерялся Хатчмейер.

— Слышал, слышал. Жених. Зовут Питер Пипер.

— Этот полуду… — Но Хатчмейер не закончил: берег вдруг стало хорошо видно. При свете горящего дома.

— Смотри-ка, — сказала Соня, — вон кто-то здорово дом обогревает.

Хатчмейер схватил бинокль и уставился в него.

— Что значит «кто-то»? — тут же заорал он. — Это не кто-то! Это мой дом!

— Это был твой дом, — поправила Соня и вдруг сообразила, что происходит. — О, господи боже мой!

— Вот именно! — рявкнул Хатчмейер и бросился к стартеру. Мотор зарычал, и яхта двинулась. Хатчмейер вертел штурвал, пытаясь держать на пожар. Но с левого борта свисал парус, и «Ромэн дю Руа» забирала влево. Пыхтящий голый Хатчмейер напрасно силился спрямить курс.

— Надо парус долой! — крикнул он, и в этот миг на фоне пожара возник полыхавший огнем черный катер: он мчался прямо на них. — Сейчас нас этот ублюдок протаранит! — завопил Хатчмейер, но катер доказал его неправоту, взорвавшись. Сначала вспыхнули канистры в рубке, и по воздуху полетели горящие обломки; потом взорвались баки с горючим, и взлетел остов. Взрыв озарил длинную черную массу, подброшенную в воздух; она с грохотом обрушилась на бак яхты. «Ромэн дю Руа» вскинула корму, осела и стала погружаться. Соня, вцепившаяся в леер, оглянулась вокруг. Корпус катера тонул и шипел. Хатчмейер куда-то исчез, и секундой позже Соня была в воде, а яхта перевернулась и боком пошла ко дну. Соня отплыла подальше. Ярдов на пятьдесят море было освещено пылающим бензином, и в этих жутких отблесках Соня увидела Хатчмейера, колыхавшегося позади. Он держался за деревянный обломок.

— Ты как, в порядке? — позвала Соня.