– А она вам ничего не рассказала, подруга его?

– А что она должна была рассказать?

В желудке сделалось противно холодно: то ли от взгляда Стаса, то ли от его печенья. Нельзя так сразу срываться на углеводы. Нельзя!

– Так девушку, с которой он целовался, нашли убитой в центральном городском парке. Может, он ее и того…

Стаса она выпроводила, не успел тот закончить фразу. Ее по-настоящему стало тошнить. Оконфузиться перед подчиненным, блеванув под стол, она не имела права.

Мирошкин вышел, не забыв оставить на столе заявление на отпуск, которое он, словно фокусник, извлек из длинного рукава белоснежной рубашки. А она тут же потянулась к стационарному телефону и набрала номер по памяти. Ответили на третьем гудке.

– Вика, привет, это Ираида.

– Привет. Что-то давно не звонила, подруга, – упрекнула ее старая знакомая. – Обещала в гости заехать и…

– Все некогда, дорогая. То одно накатит, то второе, – соврала Голева.

На самом деле вечера она проводила в одиночестве: то с модными журналами в руках, то с вязаньем, то в интернет-магазинах висла, выбирая новые образы. И ее это устраивало. С некоторых пор тихое, милое одиночество она предпочитала всем на свете встречам.

– Понятно. Нашла себе кого-нибудь? – ревниво поинтересовалась Вика, такая же, как и Голева, одинокая и неохотно стареющая. – И не познакомила?

– Нет никого, поверь, – с раздражением перебила ее Ираида Владимировна. – Я звоню тебе по делу.

– А по какой же еще причине ты можешь звонить, подруга! – фыркнула та беззлобно. – Что у тебя? Снова надо пристроить какого-нибудь красавчика? Как в прошлый раз?

Ираида Владимировна снова попыталась вспомнить Егора Игнатьева и понять, что в нем такого красивого находят все женщины. Вспомнила и не поняла.

– Нет. Никого пристраивать не нужно. Но речь пойдет как раз о том красавчике. Он был у тебя после моего звонка?

– Был. – Вика прищелкнула языком, словно обсасывала карамельку. – Такой сладенький, подруга! Такой пригоженький! Ах, где мои шестнадцать лет…

– Ты его куда пристроила?

– В смысле?

– Вика! – повысила голос Голева. – Я отослала его к тебе с целью трудоустроить. Так? Так. У тебя же служба трудоустройства! Вот и… Ты куда его пристроила?

На том конце провода помолчали. Потом Вика очень вкрадчивым, тихим голосом спросила:

– А тебе зачем? Задолжал у вас? Или спер что? Почему не предупредила, когда ко мне направила?

Голева закатила глаза. Вику не останови – будет молотить все что ни попадя.

– Ничего он не задолжал, – оборвала она немного нервно. – Просто его ищет кое-кто. Сидела тут передо мной голубоглазая нимфа. Плакала. Пропал, говорит, Егор. И не объявляется уже месяц.

– Упс-с! Голубые глазки, русые локоны, длинные ножки? – уточнила Вика. – Передо мной это сокровище тоже вчера сидело. Все нервы вымотало.

– С тебя, значит, начала.

– Видимо, да.

– А сегодня ко мне отправилась. Ты что же ей не помогла?

– А чем я помогу, подруга?

– А ты его, стало быть, не трудоустроила?

Голева повеселела. С возу проблемы – кобыле легче!

– Нет, конечно. У парня королевские, скажу я тебе, амбиции. Это не нравится, туда не хочу. Там не платят. Это стремно. Да, да, так и сказал, – подтвердила Вика, услышав тихий смех приятельницы. – А мне, если честно, и предложить ему было нечего. Образования-то у него никакого. Странно, что ты его взяла к себе.

– Голова-то у него на месте. Работает за троих. Если работает, – оправдалась Ираида Владимировна. – Ленив ведь.

– Вот-вот. И мне тут начал пальцы гнуть. А я что? Было бы предложено. К слову, на тот момент у меня имелась всего одна вакансия. С ним парень был, я так поняла, они в коридоре перед кабинетом моим познакомились. Тот парень эту вакансию и сгреб. И, по сведениям, до сих пор работает. Им довольны. Он доволен.

– А что за парень?

– Тебе это так важно?

– Мало ли. Вдруг у меня вакансия нарисуется. Буду знать, кого взять. С хорошими сотрудниками сейчас, сама знаешь, проблемы.

– Ладно. Сейчас найду его данные, – вздохнула Вика и громко заклацала длинными ногтями по клавиатуре. – Если важно, записывай. Рюмин Семен Алексеевич, двадцать пять лет. Образование высшее, отслужил в армии, как положено.

– Ну вот, видишь, – удовлетворенно поддакнула Голева. – Какой кандидат!

– Пиши телефон. – Вика продиктовала. – И адрес… Улица Механизаторов, дом семнадцать, дробь три, квартира восемьсот пятнадцать. Хороший парень, точно говорю. Не то что твой протеже. Тот лентяй, каких свет не видывал. Творческая личность, тоже мне! Ушли они, к слову, вместе. И долго болтали у входа. Я в окно видела…

Они поговорили еще немного о пустяках, взяли друг с друга обещание непременно встретиться в ближайшие выходные и простились.

Укладывая трубку на аппарат, Голева почувствовала себя намного лучше. Тошнота прошла. И снова захотелось печенья с чаем. Стало ясно: весь ее недуг был связан с проблемным сотрудником, которого она уволила и неосмотрительно направила к своей приятельнице в Службу занятости. Доброе дело пыталась сотворить для засранца.

И хорошо, что он ушел от Вики ни с чем, что она не посодействовала. Кто знает, куда он потом направился. Кстати, а может, этот Рюмин знает, который Семен Алексеевич? Вышли вместе. Долго разговаривали. Насколько Голева помнила, Егор был жутким болтуном. Рот не закрывался. Мог и поделиться со случайным знакомым своими планами.

И, с сожалением глянув на закипающий чайник, она снова потянулась к телефону…

В левом кармане легкого пиджака заверещал мобильник. Степанов вытащил его, глянул на дисплей и поморщился. Звонила его помощница. Не ответить нельзя, могло быть что-то срочное. Он, конечно, подстраховался, отменил на три дня все записи. Перенес их на другое, удобное для пациентов время. Но кто-то из них – согласившихся – мог закапризничать.

– Что такое? – спросил он, опустив приветствие.

– Илья Иванович, это Нелли, – представилась его помощница.

– Я вижу! – с легким раздражением откликнулся Степанов. – Я просил меня не беспокоить в эти три дня. Надеюсь, причина обоснованная?

Нелли прокашлялась, с кем-то пошепталась и проговорила:

– Думаю, да. В приемной вас ожидает майор Дорофеев. У него к вам вопросы.

– А вы сказали майору, что меня не будет в клинике три дня? Почему он не позвонил лично мне?

Глаза застлало пеленой, стало труднее дышать. Он совсем перестал себя контролировать. После смерти Нины все стало хуже. И майор еще этот!..